– Не хуже тебя, – огрызнулся Федя, а сам быстро в голове собрал всё, что помнил про пьяницу. Игра была простой. Правилам их – его и Борьку, научил дед. Не его или Борькин дед, а общий, вечно сидящий на завалинке крайнего дома, мнущий жёлтыми пальцами беломорины и кидающий их в сторону, когда те ломались.
На руке у деда был потускневший тёмно-синий якорь, но все знали, что никогда старик в море не был. Зато много помнил историй о других вещах, которые обсуждать с малолетками обычно не принято. А он всё равно такое рассказывал, поэтому пацаны и любили сидеть рядом, вдыхать запах плохого табака, сочащийся из разломов папирос, и слушать истории, в которых далеко не всё тогда понимали.
Пьяница был простой игрой. Главное, помнить, какая карта какую бьёт. Решала всё удача, а удачи Феди было не занимать. У него был друг, было бесконечное лето и далёкое третье «первое сентября» впереди.
– Кто проиграет, – презрительно сморщился Жердь и сплюнул, дружбаны его при этом загоготали отчего-то, – тот на шухере будет стоять, пока мы на стройке шаримся. Поняли, мелюзга?
Федя тут же кивнул головой. Борька помедлил, почесал затылок, а потом махнул рукой: была не была…
Они тогда утёрли нос Жердине и его прихлебателям. Стоять на шухере не пришлось…
Медленно расступалась тьма, он, наконец, увидел очертания всех предметов в палате, не только тех, на которые падала лунная дорожка. Разглядел белую шторку на окошечке двери, две непустые кровати напротив, шкаф с одеждой, плафоны на потолке. Вспомнил, что иногда по вечерам лампы там дёргаются и журчат, стонут, хрипят и гудят, как будто им вот-вот придёт конец.
– Ты выиграл, – сказал Бен. Ни капли огорчения в его голосе не было.
Фёдор помолчал, понимая уже, что никакой это не сон. Нужно спросить что-нибудь, пока гости ещё здесь – Нео, уставившийся на луну, синяя лошадь, жующая простыню на одной из чужих кроватей, и кролик, снова беленький и чистенький, мирно спящий на тумбочке. А главное – этот последний, самый странный, неузнаваемый.
– Что я ставил всё это время? – собравшись с мыслями, спросил Фёдор.
– То, что ты не захотел бы вспоминать, – ответил Бен. – Выиграли бы они, ты бы вспомнил плохое.
– Но выиграл я.
Бен кивнул:
– Да. Нашёл дорогу в своих мыслях. Ну что ж, честная победа.
– Но как я это сделал?
Тот усмехнулся:
– А тебе не всё равно?
Фёдор кивнул и задал следующий вопрос:
– А у тебя я что выиграл? – и сам зашёлся от собственной наглости, но продолжал, пока высшие силы его не заткнули. – Я чую, что-то ещё, кроме детской игры. Что-то большое.
Он обвёл глазами палату: почему он здесь? Этого он как раз не вспомнил.
– Ты вылечишь меня? – спросил он наугад. – Таков мой выигрыш?
– Я не целитель, – медленно произнёс Бен. – Ты выиграл не это.
– Так что же? – резко произнёс Фёдор и почувствовал, наконец, как холод от кафельного пола проникает через босые ступни и поднимается выше по телу. Его уже всего знобило. Подобрав ноги, он заполз обратно под одеяло.
– Возможность умереть человеком, а не амёбой, – ответил гость. – У тебя рак мозга, неоперабельный. Сегодня твоя последняя ночь.
Фёдор понимал, что должен испугаться или прийти в отчаянье, но лишь принял информацию к сведению. Как будто она была отдельно, и он сам – отдельно. То ли дело вещи, о которых он вспомнил, вот они действительно что-то значили.
– Завтра случится невозможное, необъяснимое наукой чудо: когда твоя семья придёт к тебе, ты узнаешь их лица и сможешь попрощаться, – Бен глянул на него из темноты, глаза его теперь светились как у кошки.
