Начались обычные пионерские будни. Собственно, они ничем не отличались от прежней жизни, если не считать того, что у них теперь в классе был собственный пионерский отряд. Председателем отряда единогласно избрали Сашу Тимофеева, кандидатуру которого пред- ложила классная руководительница Лидия Яковлевна. Он теперь был и старостой, и пионерским вожаком. Отряду присвоили имя Юты Бондаровской – девочки-пионерки, геройски погибшей в годы Великой Отечественной войны. В классе на стене висел её портрет, а под ним – описание её геройского подвига. Глеб втайне от других и даже от себя, примерял её подвиг на себя. Смог бы он быть таким же героем? Совесть пряталась от Глеба, юлила и не хотела давать честного ответа. Это очень мучало его. Героем быть очень хотелось, но не меньше хотелось жить, не умирая.
Иногда после школы он шёл в Коломну, во дворы, где для детских игр было полное раздолье. Во дворах сохранились многочисленные сараи, в которых жители хранили в основном дрова и квашеную капусту. Бегать по этим сараям было большим удовольствием. Слово «паркур» тогда еще было не в ходу, но удовольствия от перепрыгивания с крыши на крышу было не меньше, чем сейчас.
Обычно Глеб ходил прыгать по крышам сараев с коломенским аборигеном – одноклассником Геной Скобельдиным. Гена, если честно, Глебу не нравился. Был он каким-то скользким, неприятным. Про таких сверстники Глеба говорили: «Говнистый», но Глеб таких слов не любил, а таких людей – тем более. Однако Генка, как никто, знал все коломенские сараи, все проходные дворы. Он был своим в районе Усачёвских бань, и с этим приходилось считаться.
Как-то после школы они сговорились с Геной пойти попрыгать по сараям. Проходя вдоль Фонтанки, они увидели впереди шедшего им навстречу мужчину лет сорока.
–
Хочешь,
покажу
фокус?
–
спросил
вдруг
Генка.
–
Конечно,
–
с
готовностью
кивнул
Глеб.
Когда они поравнялись с мужчиной, Генка вдруг крикнул ему:
–
Женя,
поцелуй
стену!
Мужчина неожиданно повиновался: подошёл к стене дома и прильнул к ней губами. Потом он побрёл себе дальше, как ни в чём не бывало.
Глеб застыл в изумлении и ужасе.
–
Классно, ага?! – гоготал Генка. – Это больной Женя, псих
сумасшедший!
Глеб колотил Генку Скобельдина долго и жестоко. Он даже устал от своего рукоприкладства, но всё продолжал бить ненавистного Генку и бить. Не известно, сколько бы продолжалось то избиение, если бы двое прохожих мужчин и дворник, выскочивший на шум из ближайшей подворотни, не скрутили Глеба. Примчалась «скорая помощь», и Генку повезли в больницу.
Глеба дворник отвёл в ближайшее отделение милиции. Там его допрашивал какой-то милицейский чин, похожий на фашиста. Глеб слушал милиционера, опустив голову, и молчал, на вопросы не отвечал. Не назвал ни своей фамилии, ни адреса. Не потому что боялся нахлобучки от мамы, а просто хотел вести себя смело с таким вот фашистом. Но мама всё равно пришла в отделение. Генка Ско- бельдин выдал Глеба врачам. Из больницы позвонили в милицию, из милиции в школу, а оттуда – маме на работу.
Дома мама сказала, что запрещает Глебу неделю читать книги и слушать радио. Глеб и без того очень переживал о случившемся. Переживал, но не сожалел.
