Воевода вернулся с торга уже через день после «совета в Сычугах». Вернулся недовольный – торг прошёл не слишком удачно. Опять разбойники ограбили купцов перед самым его носом, благополучно скрывшись с добычей. Конечно, такое происходило каждый торговый сезон, то есть в первую половину зимы, когда устанавливался санный путь, но до больших снежных заносов и пока было чем торговать. Однако обидно всё равно. Поэтому он встретил Мелидена холодно и укорил за опоздание. Снова Мелиден оправдывался, что не он опоздал, а их смена опоздала. Иначе бы он охотнее провёл время на торгу, чем лишние шесть дней в зимнем дозоре.
К счастью, воеводу быстро отвлекли другие дела, в том числе Аглавинин спор, о котором печатник Тунжа доложил почти сразу. Разбирательство решили не затягивать, тем более что братья Горбатые со своим батькой явились уже на следующий день после воеводы. Еще через два дня, на святую Фурсу, состоялось заседание воеводского суда. Как и можно было ожидать, оно свелось к голословным взаимным обвинениям сторон – Макера и Артома Горбатых с одной, Аглавины и Гиштасии с другой. Тасья обвиняла братьев в насилии над Аглавиной, в убийстве её «мужа по божьей воле» (то есть невенчанного), в грабеже. Приводила каких-то свидетелей-единоверцев, указавших под присягой, что Артом строит дом и завёл торговлю на деньги, непонятно откуда взявшиеся сразу после убийства инока Ивтихана. Кроме того, ивтиханову лошадь видели во дворе у Горбатых.
В ответ Макер и Артом заявили, что лошадь Ивтихана нашли в лесу и сами обвинили его в разных разбоях и в том, что соблазнил и увёл Аглавину против всех законов божьих и человеческих. А Макер сошёлся с ней по доброй воле и хочет закрепить первоначальное право на неё. На это Тасья заявила, что обвинения Ивтихана в разбоях – домыслы, что деньги ему жертвовали «боголюбивые народы» на скитские нужды и даже представила пару купцов-«истинников» в подтверждение, что в вопросе о насилии над Аглавиной надо верить самой Аглавине, а не мужику-насильнику. Тут Макер в запальчивости выкрикнул, что девку сбили с толку «новгородские раскольники» и она говорит с чужих слов. После чего обсуждение перешло во взаимную брань, если верить писцовой памятке, которую можно найти в сундуке судебных грамот липенского воеводства.
В сенях шла своя работа. Воеводу, который сам вышел из семьи «истиннического» толка и не потерял к нему сочувствия, натравливали на пришлецов Горбатых. Слова Макера про «новгородских раскольников» его заметно покоробили. Но открыто выступить на стороне скитских стариц воевода, всё-таки назначенный митрополитской Висагетой, не решался. Ясно было только, что слова одной стороны идут против слов другой, и никто не может предъявить неопровержимых свидетельств. Также не вполне понятно было, какое наказание назначить виновным, если таковые есть. Аглавина требовала кары убийцам и грабителям Макеру и Артому; за намеренное убийство свободного мужа налагалась пеня 10 гривен, но за священника вдвойне. За насилие над свободной порядочной женщиной налагалась пеня те же 10 гривен, но за насилие над уличённой в блуде – только 1 гривна. Братья своё насилие и участие в убийстве отрицали, хотя открыто называли его правым делом, и в свою очередь требовали выдать им Аглавину как беглую жену, пусть и невенчанную. И пеня за проигранный вызов на Божий суд составляла непомерные 10 гривен. Но когда прения зашли в окончательный тупик, Аглавина потребовала Божьего суда по старому обычаю.
