Увольнительная для курсанта советского военного училища – что входной билет в райские кущи.
Вышел за ворота, и вот оно – райское наслаждение в компании весёлых смачных красоток.
Но! На пути к девчатам стоит, как шайтан у чистилища, злобный старшина роты. И норовит «испортить всю обедню», придравшись к несущественной мелочи в облико-морале бравых парней.
– Десять минут на исправление недостатков! – ехидно глаголет вредный старшина, поглядывая на часы. – Успеешь, пойдёшь в увольнение. Не успеешь, пеняй на себя!
Такой вот старшинский «пасынок» и примчался однажды в казарму, благим матом сообщая о своей беде.
Орал курсант Баранов так страшно, что я спрыгнул с турника. На всякий случай, чтобы не свалиться от дикого рёва.
– Спасай! Выручай! – бросился на меня Саша. – Старшине стрижка моя не понравилась. Срочно постриги!
Вздохнув, я прислонился к стойке турника, закреплённого посреди широкого казарменного коридора:
– Ты же знаешь, я не парикмахер! Иди в Миколе Пшеничному!
– Ты чё! Он давно в увале! Некому стричь!
Почесав затылок, я оглядел полупустую казарму.
Действительно, все наши стригали подались в город.
Однако толку от меня – ноль!
Подтверждая мои грустные мысли, магнитофон на окне выдал актуальную песню Владимира Высоцкого:
– Но ведь я не агитатор, я потомственный кузнец!
Улыбнувшись, я показал на орущий магнитофон:
– Вот-вот! Золотые слова! Я ж не парикмахер. Я каптёр!
– Какая разница! – нервно завопил бедолага. – Там девчата ждут! Чё, не можешь машинкой постричь?!
Метнувшись в бытовую комнату, он схватил машинку для ручной стрижки волос и приставил к виску:
– Смотри! Р-раз! Очень просто!
Посмотрев на клок волос, медленно падающий на пол, я засомневался:
– До армии мне приходилось стричь.
Саша взорвался от возмущения:
– Ага! А врёшь, что не стричь не могёшь!
– Стричь-то я стриг! Да только овец! – улыбнулся я, соображая на ходу, как не обидеть моего Баранова словом «баран». – А там совсем другие ножницы! Они похожи на два ножа, соединённые пружиной. Как эспандер!
