Но сейчас маленький коренастый майор нервно бегал по кабинету, хватаясь одновременно за бритую голову и трубку телефона.
Резко тормознув каблуками хромовых сапог, комбат злобно уставился на курсантов, которые виновато понурили бритые головы.
Комбат ткнул коротким толстым пальцем в грудь одного, башку которого покрывало страшное красное пятно:
– Пушкин, бл..дь! Ты дуэль начал?
– Товарищ майор, это случайно получилось! – вздохнул высокий худой курсант. И поёжился в своей когда-то зелёной, а ныне пятнистой красной куртке хэбэ.
«Копчёный» повернулся к другому курсанту, голова которого была страшного синюшного цвета:
– Дантес, бля..ь! Ты начал дуэль?
Дантес скорбно молчал и тихонько сопел.
Вместо него ответил худой «Пушкин»:
– Товарищ майор! Это Кант начал! Кант виноват!
Черномазый большой лоб лицо майора исказила глубокая раздумчивая морщина:
– Какой Кант? У вас ещё и третий был?
Скрипнув каблуками, комбат развернулся к лейтенанту, стоявшему навытяжку позади курсантов:
– Взводный! Чего там у вас происходит? Кто такой Кант?
Лейтенант Глущенко вздохнул:
– Иммануил, немецкий философ!
Майор нахмурил чёрные мохнатые брови и попросил выражаться прилично. А главное, проще.
Лейтенант вздохнул и начал:
– Они не поделили «Вещь в себе».
Курсант, названный Пушкиным, меланхолично добавил:
– Дас Динг ан зих!
– Не материться, бл..дь, в моём кабинете!
Лейтенант вздрогнул от майорского львиного рыка и поспешил заверить:
– Товарищ майор! Это Волошин так перевёл на немецкий!
– Он что, немец?
Глущенко покраснел, как девица:
– Нет! Волошин у нас москвич. До армии изучал философию и немецкий язык. А немец у нас – второй курсант, Бунк!
Саша Бунк, о котором упомянул взводный, поднял конопатое лицо и почесал синюшный затылок:
– Так точно, немец! Кант – мой земляк! А Волошин говорит, что не земляк. Говорит, что Кант родился в Кёнигсберге, а я – в Калининграде. Поэтому, говорит, не земляки мы!
Глаза комбата сначала сошлись в одну точку, на кончике носа, потом разошлись:
– Лейтенант, бл..ь! Давай, бл..ь, по-русски! Как эти долбо..ы, бл… ь, оказались в медучилище?
Лейтенант, преданно глядя на чёрное лицо майора, начал объяснение.
Подшефное медучилище запросило помощь. Элементарную такую, всего-то на полдня. Требовалось им покрасить старые стулья и столы в одном из кабинетов.
Два курсанта справятся за полдня!
Единственно, о чём слёзно просила преподавательница – не посылать «этого вашего поручика Ржевского».
– Ржевским она назвала сержанта Краюшкина! – пояснил Глущенко, завидя в глазах майора удивление. – Говорит, он всех девчат ей испортит своими похабными анекдотами. Приглашали один раз. Так он собрал молоденьких студенток и рассказывая всякую похабщину! И ржал как строевой конь.
– Это какие такие анекдоты? – загорелись глаза комбата.
– Ну, например, как праздновали день рождения Наташи Ростовой. Исполнилось ей девятнадцать.
– И чего?
– Ну, входит она в тёмную комнату. В руках – пирог. На нём горят восемнадцать свечей.
– Гусары! – восторженно говорит юная леди. – На пироге не нашлось места для одной свечки! Куда мне её деть?
– Господа, ни слова о п… зде! Мы же культурные люди! – орёт поручик Ржевский.
Рассказав анекдот, лейтенант нервно уставился на майора.
– И чё тут, бл..ь, смешного? Действительно, куда свечку девать, в пи..у, что ли? Чё вашу преподшу смутило?
Лейтенант облегчённо вздохнул и подумал:
«Не зря по училищу бродят упорные слухи о курсантском прошлом „Копчёного“. Целый взвод, мол, гулял с одной профурой. А женился на ней наш теперешний майор. То ли наивный такой, то ли ещё что. Странно только, что анекдот ему не понравился. Серьёзно воспринял, как реальность!»
