– Какой на хрен эспандер! Давай стриги! – завопил бедолага, тыча машинку в мои неумелые руки.
– Саша! Постричь-то я постригу. Принципиальной разницы между овцами и людьми, конечно, нет. Оба – животные. И шерсть примерно одинакова.
Обрадованный парень тут же шлёпнулся на табурет:
– Давай быстрее! Овцы-мовцы! Увол накрывается медным тазом!
Щёлкая машинкой, я предупредил страдальца:
– Смотри! Без обид! Первый раз стригу человека!
Когда последний клок волос покинул облысевшую голову Саши, он стремглав бросился из казармы. Минута у него оставалась. Там, на плацу, злобный усатый старшина уже матерился, поглядывая на будильник:
– Кто не успел, тот опоздал!
Саша Баранов успел.
«Ай да Пётр, ай да сукин сын! Надо в парикмахеры податься!» – хвалил я себя, отдыхая после гимнастических упражнений.
И бравурная музыка звучала в моей умной голове, а умелые руки сами тянулись к машинке для стрижки.
Радостный и усталый после тренировки, я встретил Сашу Баранова гордым кликом:
– Ну как девки? Ого-го?
Кислое выражение морды лица курсанта говорило, что увольнение ему не понравилось. Не глядя на меня, он пробурчал:
– Алёнка сказала, что я похож на барана! Стриженого! Сказала, чтоб не приходил я больше! Бараны ей не нужны!
глава 17
Триппер виноват? Или мыши?
– Какой триппер? Какие мыши? – выпучил на меня злые маленькие глазки замполит батальона Воронин, тыча пальцем в объяснительную. – Ты чё тут написал, курсант?
– Ну да, триппер виноват, гонорея! – подтвердил я свою незамысловатую версию.
– А мыши? – недоверчиво уставился на меня капитан.
– И мыши виноваты! – тяжко вздохнул я.
Замполит метнул гневный огненный взгляд на командира взвода лейтенанта Глущенко:
– Так что, мышь избила курсанта Ермолаева? Или триппер?
Лейтенант наш покраснел, как девушка. Заикаясь, он тоже начал говорить о гонорее Чайки.
– Стоп! При чём здесь чайкин триппер? – зашипел как змей капитан, наливаясь злобой.
– Я доложил, что курсант Чайка в увольнении заразился гонореей!
– Ты что лейтенант, покрываешь своего каптёрщика? – указующий перст замполита упёрся в мою грудь. – Может, у него тоже триппер?
– Никак нет, во всей восемнадцатой роте никакого трепака нет!
Замполит нервно зашагал по кабинету, пальцами кроша сигарету.
С разбега шлёпнувшись в кресло, он прорычал, буравя меня свиными глазками:
– Ильин! Ты начал драку? Или мыши?
Стоявший рядом со мной Андрюха Ермолаев, мой земляк, поднял перебинтованную голову:
– Разрешите, товарищ капитан? Ильин драку не начинал. Тут действительно мышь виновата! Она меня напугала!
Замполит зашевелил губами, беззвучно матерясь. И, закурив сигарету, приготовился выслушивать нашу странную историю.
– Курсант Ильин у нас каптёрщик. И ловит мышей! – начал мой земеля. – В каптёрке ловит. А мыши перебегают и перебегают из соседней роты. Житья нет!
– Курсант! Тебя мыши, что ли, избили? Всем скопом! – хмыкнул капитан.
Ермолаев тяжко вздохнул, удивляясь непонятливости и даже глупости замполита:
– Мыши потом пришли. А сначала был триппер! У Чайки! Прибежал он в каптёрку, где хранятся чемоданы. Там у него антибиотики были. На всякий пожарный. Вот пожарный и пришёл, когда он в туалет пошёл. Больно ссать. И гной зелёный. Всё ясно, три пера поймал!
Замполит нервно ткнул окурком в пепельницу:
– Т ри пера, твою мать! Причём здесь мыши?
– Как причём? – удивился Андрюха. – Мыши весь цефиксим сожрали! Все таблетки!
Замполит горестно обхватил руками голову:
