Страшнее смерти - страница 34

– Я бы спросил. Так он на связь не выходит. Вот, как тогда, зимой, написал мне, так и пропал.

– А ты всё равно напиши. Спроси.

Клиф написал.

Чёрный блогер ответил:

Могу.

И исчез до июля месяца.

В июле пришло сообщение:

«Вот и настал твой черёд, мой несчастный друг! Оно нашло тебя. Оно идёт за тобой. Докажи, что ты не самый ничтожный из всех ничтожных лузеров. Докажи, что ты не самый жалкий из самых жалких трусов. Встреть его. Сможешь ли? Будь в том месте, где приняли свою страшную смерть твои пращуры. Оно уже рядом. Именно там. Грядущей ночью. В час Быка…»

После того, как Клиф поведал Вольту о своём приключении на старой квартире, тот надолго задумался, а потом сказал:                                    – Знаешь, Клиф. Если бы он предложил мне сыграть в игру, я бы не отказался.

Но Чёрный блогер исчез. Не писал. На сообщения не отзывался.

* * *

– Так что он ещё тебе написал? Ну? – Клиф забыл о пиве. – Что нужно сделать для того, чтобы всё и сразу?

– Заключить с ним сделку.

– На каких условиях?

– Мы получаем всё, что мы захотим.

– А взамен?

– Взамен сделать то, о чём он попросит.

– А о чём он попросит?

– Написал, что узнаем потом.

– Как заключить договор?

– Написать ему в личку всего одно слово: согласен.

– Ты напишешь, Вольт? Ты напишешь?

– Я уже написал.

– Лихо!

– А ты, Клиф, готов написать?

– Надо подумать.

– Я бы на твоём месте даже не думал.

Хилл-хауз, недремлющий, безумный, стоял на

отшибе, среди холмов, заключая в себя тьму…

Его кирпичи плотно прилегали один к другому,

доски не скрипели, двери не хлопали; на лестницах

и в галереях лежала незыблемая тишь, и то, что

обитало внутри, обитало там в одиночестве.

                                     Ширли Джексон. «Призрак дома на холме».

Вдали, у самой кромки, подёрнутого усталой дымкой горизонта, появилась полуночно-синяя точка. Неприметная точка на дальнем краешке предвечернего неба. Казалось, что всякое движение воздуха остановилось. Стояла вязкая духота. Она, как невидимый и тягучий кисель, пропитала пространство. Она пробралась в каждую щель. Она не давала дышать. Она не давала жить.

Меж тем, синяя точка на востоке помутнела, растянувшись в широкую полосу, будто бы кто-то провёл по линии горизонта кисточкой, которую окунули в густую свинцовую краску. Полоса разрасталась, чернела; полоса пожирала небо. С востока на город шла тьма.

Тьма несла в себе шквалистый ветер, мириады тонн, готовой рухнуть с небес воды, огонь миллионов молний, рвущие барабанные перепонки децибелы громовых взрывов. Тьма уже покрывала пол неба.

Брюхо у тьмы косматое. В её утробе бесятся жёлтые всполохи. Края у тьмы шипящие, пенистые. Раскаты грома всё ближе, всё беспощадней. Тьма нависла над городом. Тьма поглотила его.

Вдруг шарахнуло так, что показалось, что мир вокруг треснул, рассыпался на кусочки. Удар ледяного ветра, согнул тополя и осины, едва не сбил с ног, не успевших укрыться прохожих, яростно рванул кровлю с голов перепуганных насмерть домов.

И раскрылись миллиарды изрыгающих ртов в брюхе тьмы. Струи воды пулемётными очередями ударили по крышам и стёклам домов, по крышам и стёклам машин, по пыльным листьям, по чахлым клумбам, по растрескавшемуся асфальту, по тугому плетенью бурьяна на огромном заброшенном пустыре…

Едва ли кто-нибудь в городе помнил о том, когда появился этот пустырь. Едва ли кто-нибудь мог объяснить, почему годами, десятилетиями, это место обходило строительство. Едва ли кто-нибудь знал о том, что скрывает в себе непролазный бурьян в самой сердцевине этого странного места. Даже вездесущие мальчишки, которые не могут себе позволить не излазать вдоль и поперёк ни одного чердака, ни одного подвала, ни одной свалки, ни одного погоста, отчего-то никогда не заглядывали сюда.