Во сне он видел эти глаза кошачьи. Они о чем-то умоляли, надрывались в немом крике. Зрачок сузился, но вертикально, как у кошки. Он видел вялое шевеление ее обескровленных губ, но слов разобрать не мог. Они долетали невнятно и словно издалека.
Назар раскрыл глаза и уставился в потолок. Рывком сел на кровати и спустил ноги на пол. Основаниями ладоней провел по глазам от переносицы к вискам и широко зевнул. На тумбочке рядом завибрировал телефон. Не глядя, он подцепил его и пошел в кухню. По пути подобрал джинсы с пола, куда бросил их накануне, и натянул их на голое тело. Пересек немалое пространство залы и завис у кофеварки.
Изначально это была обычная четырехкомнатная квартира, правда, с улучшенной планировкой. Располагалась на двадцатом этаже и имела индивидуальный выход на террасу. Которая, по сути, служила крышей нижним этажам. Собственно, эта терраса и склонила Кадацкого к покупке именно этого варианта жилья в городе. Он родился и рос за городом, в просторном доме с прилегающим обширным участком земли. Все детство провел, не зная городской толкотни, тесноты маленьких квартир, непосредственной близости соседей. Макар не так надолго, как хотелось бы, пережил своего кореша – отца Назара. И когда убили и его, такова суровая реальность блатного мира, всем нажитым добром стал управлять молодой Назар. Вот тогда ему пришлось окончательно перебраться в город.
Ломало его по первости в городе, что было, того не отнять. Кроме непривычной бытовухи, что трепала нервы, ему пришлось отстаивать свое имя заново. Макар, разумеется, ввел его в круг, все чин по чину. Но с его уходом нашлись акулы, что позарились и на ресторанный комплекс, что перешел Назару от отца. И на стриптиз-бар, что поднял Макар. Вот тогда Назар до победного отстаивал свои права. И ведь отстоял. Все его осталось при нем. И имя себе заработал.
Потом уже самостоятельно, без опеки названного отца, встал на ноги и укрепился. И первым делом поменял место жилья, душившее его со всех сторон. Взял эту хату и из всех комнат оставил только одну – спальню. Все остальные стены снес на хрен. Получилось одно большое, единое пространство. С одной стороны – кухня и обеденная зона, по центру – место отдыха с диваном, журнальным столиком и домашним кинотеатром, с другой стороны – ниша-гардеробная. Все в черно-белых тонах, с серебристыми вставками металла. И на всю длину стеклянная стена, отделяющая помещение от террасы, куда вело два выхода – из спальни и гостиной. Только тогда он задышал свободнее.
Телефон вибрировал без остановки, прерываясь лишь на секундную паузу. Плевать. Пока он не попьет кофе и не выкурит сигарету, его лучше не трогать. Вся ершистость его характера проявлялась в первые минуты после сна. Затронь – и уколешься. Он мог слоняться, раскачиваясь, из угла в угол, как медведь-шатун. Рычать на всех подряд. Долго не догонять, зачем встал. И мог убить любого, кто полез бы к нему. Только черный, крепкий кофе без сахара и выкуренная в одиночестве сигарета настраивали его на новый день. И делали более-менее сносным и неопасным для общества.
