Страсти по Михееву - страница 10

В его отнюдь не нобелевской речи все параллельные и перпендикулярные водители приобретают иную, прямо противоположную сексуальную ориентацию независимо от пола и членства в единой партии, а искромётные труды Блеза Паскаля и анализ последней партии Магнуса Карлсена с Сергеем Карякиным начинают уступать по значимости визгливым рекомендациям навигатора. В приступе брутализма Геннадий пианино стучит рабочими руками по рулю, раздаёт пешеходам бесплатные советы с использованием лексических единиц из современного словаря сотрудников МИДа, в меру печатно отзывается о пробках и мельком смотрит на аварии, комментируя дорожные происшествия в несвойственном ему стиле.

Прибыв в точку назначения, седой хулиган вновь становится милым и обаятельным, абсолютно безопасным для общества, любимым женою, детьми, малярами и штукатурами.

Отсюда следует безжалостный вывод: во избежание приступов людям следует больше ходить пешком. Совершать оставшимся от прошедшей жизни туловищем плавные поступательные движения. Это способствует счастью. Конечно, не всякое движение приводит к счастью, но не бывает счастья без движения.

Дедка за репку,

А внучка за бабки.

Мила Леденцова была хорошей девушкой и за это ей крепко повезло: родившись в один год с олимпийским медведем, выглядела она гораздо лучше. Жизнь её текла, но не менялась. И всё у неё было. Как у людей. Но, правда, всё какое-то небольшое. Тоже как у людей: небольшая зарплата, небольшая квартира, небольшая сберкнижка, средних размеров белая кружка в красный горох. А постоянно хотелось чего-то большего, большого и побольше. И более огромного привлекательного досуга.

Мужчины, конечно, тоже были. Как у всех. Но не каждый год и не каждый раз. Не уживалась она с ними. Хорошо удавались ей только разводы. И были все обладатели её сердца и прочих элементов экстерьера, как и положено, небольшого достатка, включая последнего, который, постоянно стеснённый в карманных расходах, погожим сумеречным утром вышел в поисках культурной жизни за водкой и определиться на курсы промышленного альпинизма, а позвонил через неделю из Перми, где нашёл своё мегапиксельное счастье в торговых рядах местного рынка металлоконструкций, аккурат между профнастилом и арматурой-десяткой. Во время звонка был трезв и вежлив. Оскорбительно трезв и оскорбительно вежлив. И Мила его сразу разлюбила, одарив напоследок невнимательным репримандом с использованием тягуче-гнусавого молодёжного акцента недосреднего возраста. Потом задумалась об обстоятельствах образа действия, но убивать себя не стала, а смахнув невыпавшую слезу и сдержанно матерясь, захотела жить дальше, находясь в одной комнате с пейзажами и фотографическими произведениями доступного чёрно-белого соцреализма в штатском. Ей в жизни иногда везло и она обожала жить. Обожала дойти до самой сути, возымев культурные гипотезы в голове, поменять вектор личностного роста в рамках личной же терпимости. Вектор указывал на когда-то белокаменную столицу, овеянную ныне студёными петровскими ветрами. Край родной навек любимый с щемящими кадрами небогатой жизни перешёл в разряд чуждых высоким чувствам низменных скаляров.

На улице плюс двадцать два. Ей немногим больше.

Раньше Мила нигде, кроме областного центра, где трамваев не было, а автобусы ходили не каждый день, не бывала, принимая факт существования целого ещё Воронежа, маньчжурских сопок и островов Сейшельского архипелага скорее на веру, чем как результат географических изысканий человечества, но в путь тронулась отчаянно смело, привычно сочетая размышления эконом-класса с отъявленной широтой помыслов. В России, так уж договорились, всё шире: и тротуары, и узкие помыслы, и гармонь, и загадочная (щедрая) русская душа, и колея.