К русской модели демократии, адекватной нашей цивилизационной специфике, мы пока еще не подступились. Проблема не в том, что демократия наша молода, – существует точка зрения, что русское самодержавие в Средние века было своеобразной формой демократии (не говоря уже об опыте «вечевых» республик Новгорода и Пскова или об общинной самоорганизации русских крестьян)[4]. Дело в том, что современная наша демократия не вызвана процессами внутренней глубинной политической эволюции русских социальных структур.
В современных условиях диктата массовой информации власть капитала в политике становится угрожающей. Происходит молниеносное перетекание влияния капитала из экономики в политику. Схватка экономических группировок приводит не к органическому воспроизводству государства, а к механическому разрыванию его на куски, – государство рассматривается как пирог, а не живое целое.
Пока демократия в России не сделала нашу социальную систему более совершенной, чем она была раньше. Произошло упрощение и разъединение: фабрику разобрали на части, но не добились постиндустриального качества, напротив, опрокинули Россию по существу в доиндустриальную стадию, в «базар», на котором старые ценности обесценились, а новые просто не создаются.
Наш современный «базар» замкнут на воспроизводстве старого и даже на понижении его качества (рынок переполнен дешевым ширпотребом, быстро изнашиваемым товаром). По сути, вопреки либеральным догмам, рынок развивается не интенсивно, выступает как одна из форм социальной энтропии. Иными словами, для подлинного развития России «свободного рынка» оказалось явно не достаточно. Рынок представляет собой экономическое болото, и без импульсов извне лишь преумножает сам себя, но не созидает нового и высшего качества. Происходит наводнение рынка иностранным барахлом при затормаживании собственной индустрии.
Рынок развивался бы по-настоящему не через циклическую саморегуляцию, но через прорывные стратегические проекты, которые сообщали бы ему инновационные импульсы и способствовали бы повышению качества товаров и интенсификации производства. Так же как и в любой другой системе, рынку необходимо волевое начало, вносящее в него динамику, меняющее его вертикальный объем.
Предрассудок четвертый:
Политическую жизнь у нас строят как аналог рынка, и это воспринимается как норма. Покупка и продажа статуса, сделки между группами интересов, наконец, сама власть как руководство холдинга, оказывающего «услуги населению»; выборы всех уровней осуществляют как инвестиционные проекты, – необходимо исправить эту аномалию.
Неорганическое восприятие России нашими политиками и чиновниками, неорганическое восприятие ее хозяйства «хозяйствующими субъектами» – тесно связаны между собою. Эта неорганическая стагнация декларирует себя как некую стабильность, на самом деле ложную. Олигархическая псевдостабильность в экономике воспроизводит себя и в псевдостабильности политической: с середины 90-х годов в России практически отсутствует вертикальная социальная циркуляция, связанная с демократическими институтами. Выбирают депутатами одну и ту же когорту людей, не способных предложить ничего нового. Новые люди рекрутируются во власть через систему назначений, но не через систему демократических выборов (исключения из этого правила незначительны). С каждым годом все больше граждан России осознает абсурдность существующей системы выборов, в которых отчуждение избирателей от избранников становится катастрофическим. По существу и для власти, и для народа выборы становятся тягостной формальностью, добровольно взятым на себя ритуалом
