Стрела и мост - страница 4

Вот твой билет, вот твой вагон.

Всё в лучшем виде одному тебе дано:

В цветном раю увидеть сон —

Трехвековое непрерывное кино.

Владимир Высоцкий

Вторая глава включает в себя две встречи. Первая происходит за столиком вагона-ресторана, где Андрей стоически поглощает свой утренний рацион. Вторая – несколько позже, когда мы наконец-то знакомимся с Ханом. Код скрытых знаков продолжает просвечивать сквозь реальность «Стрелы» и мы вместе с героем замечаем обилие света, дрожащие светящиеся пятна, желтые стрелы лучей. Кажется, будто за окнами «Стрелы» нет ничего, кроме пылающего в своём сияющем великолепии бескрайнего солнечного океана. Глядя на солнечные лучи, падающие на скатерть, Андрей задумывается. Подобно своему желторотому предшественнику, некогда задающемуся вопросом о нитевидной сущности светил, Андрей пробует наделить желтые стрелы осознанием, сравнить своё существование со столь же – внешне – бесцельным полётом, что обрывается в грязном тупике одного из пустых вагонов. Жизнь – заплеванный прокуренный тамбур, куда неким таинственным, странным образом всё ещё проникает свет.

Андрей отказывается от алкоголя, словно трезвость помогает оставаться сами собой, настраивает на созерцательный лад, быть внимательным к мелочам и деталям окружающего мира. Встреченные люди предлагают ему выпить. Приглашение выпить, в этом смысле, подобно приглашению влиться в простой пассажирский коллектив «Стрелы». Человек, который отказывается, выглядит снобом, тем, кто пытается превознестись над окружающим, отрешиться от происходящего. Коньячок по-азербайджански в меню, деловитое участие официанта, как и что-то другое, выглядит анти-знаками, ложными маяками, приманками. Ведь и правда, что стоит опрокинуть сотку с утра пораньше? А тогда перестанет бить в нос чем-то горелым, липкие пятна на скатерти отойдут на второй план, да и вообще чего уж – уйдёт болезненная раздражительность, утренняя обострённость восприятия.

Андрей сопротивляется. Выбирая трезвость, Андрей выбирает сопротивление, а значит и продолжение пути, способного вывести его за пределы «Стрелы». В том-то и дело, что внутри вагонов поезда, кроме алкоголя попросту нет быстрых и простых способов хоть как-то примириться с происходящим. Выпить, значит присесть, задержаться, а то и разговориться с кем-нибудь, кто подсядет напротив. Это и есть начало примирения, с которого начинается сон под стук колес.

Проблема в том, что трезвость как право жить своей жизнь вызывает отчуждение, а то и враждебность со стороны других пассажиров. Они просто не могут не замечать этого. Но выпивать, а то и разговаривать с ними, значит задерживаться, а может и упускать нечто более важное. Куда проще встать и уйти из-за стола, где стоит пустая тарелка из-под пшенной каши, чем початая бутылка коньяка. И когда за стол Андрея подсаживается румяный седой мужчина в строгом черном кителе с небольшими серебряными крестиками на лацканах – это не застаёт героя врасплох.

Дословный перевод немецкого слова китель – рабочая блуза или спецодежда. В равной степени этот мужчина может быть как отставным сотрудником правоохранительных органов, так и проводником этого поезда. Между ними и главным героем завязывается непринужденный разговор, но человек в кителе не представляется проводником. Напротив, он ведет себя так, как странствующий миссионер. Невольно складывается впечатление, будто автор иронизирует по поводу встречи с типичным представителем какой-нибудь христианской конфессии. На это, кстати, правда косвенно могут указывать серебряные крестики на лацканах, как и ещё два-три маркера, несколько позже проставленных писателем на фигуре этого или схожего с ним персонажа. Проповедник и миссионер, прикрывающийся формой проводника – сам по себе, простой убойный образ, адское сочетание, дьявольская смесь в одном флаконе. Когда нужно, он – миссионер и добрый проповедник, но если ты не принимаешь его веру, если сопротивляешься, то он – лицо, облеченное властью.