Он поднимает руку и указывает пальцем в грудь раненому. Там, внутри, жжение становится невыносимым, и Эрвин впивается пальцами, силясь выцарапать из тела огонь…
– Проснитесь, проснитесь!
Свет. Джемис крепко держит Эрвина за руку.
– Вы повредили швы, открылось кровотечение. Придется наложить заново.
– Холодная тьма…
– Сочувствую.
Джемис берется за иглу.
Темнота…
Свет…
Темнота…
Мир, возникший из темноты на этот раз, чем-то отличался.
Потолок из замшелых бревен, сырая земля вместо пола, свет сквозь оконце во входном щите. Все прежнее… только на полтона ярче.
Эрвин встал – ноги удержали его. Отодвинул щит, вышел в лес.
Сквозь перекрестье ветвей стреляло солнце, рассыпая повсюду искры росы. Ближний куст покачивался, встревоженный ветерком, и ронял блестящие капли. Запах хвои и смолы вливался в легкие. Прохладный воздух щекотал спину, трава ласкала ступни. Эрвин растворился в ощущениях, пораженный: все ново! Все иначе! Не та поляна, не тот лес… не тот мир!
Рыжая тень бесшумно скользнула со ствола, метнулась меж кустов, замерла мордочкой к человеку. Глазки из темного бисера, кисточки на ушках, распушенный хвост, выгнутый, как буква S. Эрвин смотрел на белку, она не трогалась с места, и он смотрел… и в этот самый миг пришло осознание.
Рана больше не болит!
Эрвин София Джессика никогда не считал, что судьба несправедлива к нему. Он знавал множество радостных дней. Испытал любовь, пробовал успех на вкус, заводил умных друзей, бывал в центре внимания, наслаждался красотою в разнообразнейших ее обличьях. Умел ценить терпкость вина, остроту фразы, изящество мысли, искру девичьего смеха. Его жизнь – особенно годы в столице – была полна прекрасного, тонкого, сладкого, драгоценного…
Эрвин глядел на белку, в бисерные ее темные глазки, и точно знал: сейчас – лучший миг его жизни. Такого не было в прошлом и никогда не будет впредь. Все радости, пережитые прежде, – тусклы, крохотны, смешны. Он не хотел шевелиться, боялся даже дышать, чтобы не спугнуть этот миг вопиющего, бесстыдного, умопомрачительного счастья.
Да пошлют боги когда-нибудь еще хоть один такой же миг!
Когда Джемис вернулся с охоты, неся на плечах тушу олененка, лорд Эрвин Ориджин сидел возле горящего костра. У воина даже челюсть отвисла.
– Как вам удалось?..
– Пункт первый: я поднялся на ноги. Пункт второй: нашел сухих веток. Пункт третий: разжег огонь. Знаете ли, мне по вкусу масштабные планы.
– Вы… – Джемис сбросил тушу на землю и оглядел Эрвина с ног до головы. – Вы здоровы?..
Эрвин искривил губы.
– Ни капли не здоров. Задыхаюсь после десяти шагов и с трудом поднимаю хоть что-то тяжелее собственной руки. Но я больше не умираю, вот в чем штука.
– Рад это слышать, милорд.
– Рады?.. – переспросил Эрвин.
– Вы сомневаетесь, милорд?..
– Садитесь, Джемис. Есть разговор.
Воин сел возле лорда, пес улегся между ними.
– Кое-что нам с вами нужно прояснить. Я выскажу свои догадки, вы ответите, прав ли я.
– Слушаю, милорд.
– Вы шли за нами, чтобы убить меня, верно?
Джемис глубоко вдохнул.
– Да, милорд.
– Но вас опередили. Вы услышали звуки битвы, а когда пришли на место, увидели братскую могилу. Вы решили, что я тоже погиб?
– Сперва – да, милорд. Но позже нашел ваш меч, и рядом с ним не было вашего тела.
– Тогда вы сочли, что я бежал с поля боя.
Воин не смотрел ему в глаза.
– Милорд…
– Не смейте лгать. Вы не кайр, но все еще дворянин!
– Да, я решил, что вы сбежали.
