– Троих связали, четверо удрали. Остальных хоронить можно.
– Как же ты их упустил? – спросил Василий. Темный развел руками. – Ладно. Так как, десятник, прощаемся?
Аким успел шепнуть:
– Бери, Юр Василич, кого дают, и давай Бог ноги.
Юрша отстранил его и сказал Блину:
– Беру обоих.
– Ты мне нравишься, десятник! Далеко пойдешь, ежели… Грамоту сразу за пазуху, прочесть не дал. Отпускаю тебе одного, ты двоих требуешь. Да знаешь ли… – И вдруг изменил тон: – Ты царя увидишь?
– Увижу. Эту грамоту приказано передать ему в руки.
– Во ты какой! А правда, что Спирька Фокин у царя в друзьях ходит?
– Не в друзьях. Приближенный слуга он, постельный служка.
– Во дела! Бери обоих и скажи государю: мол, Васька, сын дьяка Варлаама Блина, от царского гнева бежавший, за ум взялся. Вот – тебе помог… Ватагу в полтыщу собираю. Буду бить татар, а жив останусь, с повинной приду. Покуролесил и хватит. Скажешь?
– Скажу, Василий. И скажу, что без тебя не иметь бы мне грамоты.
– Быть по сему. Темный, проводишь царевых воев до дуба на горе. Да пусть они по деревне пройдут, пусть все видят – стрельцы на татар напали, да вон Демьяна выручили, а мы тут вроде ни при чем. Прощай, десятник. Может, еще свидимся. – Уходя, Юрша слышал слова Василия: – Неждан, развяжи Демьяна…
И опять впереди Темный, болотное бездорожье в липком тумане да брызги гнилой воды. Пленных усадили в седла, ноги привязали к стременам, их лошадей вели в поводу.
Чем дальше ехали, тем гуще становился туман. Лягушек как будто поменьше стало, зато чибисы крыльями чуть шапки не сшибают. Лошади шли шагом. Скоро Юрша понял, что Темный ведет их другой дорогой, не той, что ехали ночью, чем дальше, тем больше топи. Дуба приметного не видно, туман не рассеивался. Подумалось, что вожатый заблудился. Юрша нагнал Темного и высказал свое подозрение. Тот остановил коня:
– Дурак ты, хоть и десятник! Если бы не Гурьян, давно бы вы все бульки пускали. А дуб – вон он. – Темный кивнул вверх.
Юрша поднял голову. Совсем близко над туманом расплывчато рисовалось очертание знакомого дуба, подсвеченного восходящим солнцем. Почти тут же болото кончилось, начался песчаный подъем на обрыв. Темный отвернул в сторону и скрылся в тумане. Ни здравствуй, ни прощай.
23
В Питомши вернулись всем отрядом близ полудня. Пока седлали свежих коней подставы, Юрша отдавал распоряжения. С собой он брал Акима, Кривого Микиту и Петра – десятника московских стрельцов и обоих пленных. Над остальным отрядом головой оставил боярича Афанасия. Теперь, когда Болото было далеко, а Коломна не за горами, Афанасий осмелел и заносчиво сказал:
– Неправильно ты поступил, десятник. Нужно было Демьяна потребовать и доставить царю.
Юрша ответил насмешливо:
– Эх, боярич, боярич! Где ж ты был раньше? Там бы, на Дону, сказал такое. А то промолчал, а сам я не догадался! Ладно. Все ж оберегайся, кругом татары. Государю скажу: завтра вечером будешь в Коломне. Будь здоров!
Гнали лошадей не жалея, в Скопине их ждала смена. Юрша ехал первым, Аким и Петр вели лошадей с пленными. Кривой замыкал отряд и вел запасную лошадь, захватили ее на всякий случай. Хотя и спешили, но на ровном месте Юрша поотстал и пробовал заговорить с татарскими бирючами. Молодой отмалчивался, даже имени своего не назвал. За него охотно ответил старик:
– Его Лавром звать. В татарский полон с матерью попал, когда сосунком был.
– А чего он волчонком злобится?
