Разбился Энди уже в субботу. Мне казалось, что погиб мой старый друг. Я не смог пойти на похороны, потому что уехал. Позвонил его брату, но у того был тонкий недружелюбный голос, и разговор получился коротким. Я узнал, что ни дома, ни жены у Энди никогда не было. В Нью-Йорке он никогда не жил, с детства страдал сахарным диабетом, бездельничал, пил, существуя на деньги брата, управляющего маленькой мебельной фабрики. Про Сильвию Тони тоже ничего не слышал. В полицию по поводу угнанного и разбитого автомобиля мы с подругой не обращались.
Внешне он был похож на Троцкого. Лейба помог мне с переездом, когда у меня не было ни машины, ни денег. Я пришел в офис к Эрику Кунхардту спросить, что у них делают, когда съезжают с квартиры.
– Полечу на родину. А мебель куда девать?
Эрик увлеченно стучал по клавиатуре. Поднял на меня глаза и вновь ушел в компьютер.
– Ты много ешь, – сказал он наконец. – Ты стал толстым, Дыма. А переехать тебе помогут мои студенты.
Была весна. Цветущие яблони хорошо смотрелись на фоне красного кирпича нашего кампуса. За окном лежал недвижный Гудзон с фанерной панорамой небоскребов Манхэттена. Внизу шныряли разноцветные международные студенты. В тот год я увлекался индусками, но они не могли перетаскивать тяжелые вещи. И вообще я не хотел никому говорить, что уезжаю.
Эрик дал мне бригаду из двух человек. Про одного я уже сказал. Имени второго не помню. В прокате у туннеля Холланда мы взяли фургон, быстро погрузили в него кровать, шкаф, стол и стул и отвезли их в подвал к одному знакомому. Тот сочувствовал России и был готов поделиться местом на своем складе.
– Ты когда-нибудь был в суши-баре? – спросил меня Лейба, когда работа была закончена. – Я балдею от японской кухни.
– В баре был, а в суши нет, – ответил я честно. – Но тоже балдею.
Место располагалось на центральной улице. Сырая рыба недавно начала свое победоносное шествие по миру и даже здесь пока что считалась экзотикой. Мы сели втроем у стеклянной витрины с видом на город, заказали по бутылке «Саппоро».
– Это специальный лосось, – сказал Лейба важно, когда нам принесли большой поднос с ассорти из суши, сашими и вегетарианских роллов. – Не вздумай употреблять рыбу из наших супермаркетов в сыром виде! Можно заразиться описторхозом.
Про паразитов, передающихся от рыбы человеку, я знал, но вежливо кивнул и продолжил обучаться есть рис палочками. С роллами справился быстро, но рис мне никак не давался. Соевый соус и имбирь как продукты питания были мне знакомы по Дальнему Востоку, к сырой рыбе я давно привык. Мне понравился васаби. Коллеги прочитали познавательную лекцию и о нем.
– У нас это называется чушь, – сказал я, вспоминая недавнюю молодость. – «Чушь», «суши» – похожие слова. Одно и то же. Только в Сибири сырую рыбу едят с уксусом и перцем.
Я рассказал, как режут на деревянном столе кострюка, только что снятого с самолова. Как он пляшет среди граненых стаканов с водкой, извивается змеиным телом и бьет хвостом. И какая у него костяная голова. И как это красиво.
– Осетровые – родственники акул и ихтиозавров, – закончил я. – У них в процессе эволюции даже не сформировался позвоночник.
– Все-таки русские – живодеры, – протянул Лейба, и они с другом переглянулись. – Вы едите рыбу живьем?
– Только по праздникам, – ответил я.
Мы перешли к разговору о женщинах. О том, что для быстрейшего достижения результата надо создать романтическую обстановку. Лейба поделился с нами несколькими случаями из жизни.
