13. Глава 13.
Аленка будит меня рано. Мне сложно разлепить глаза, делаю это с таким усилием, что сама себе завидую.
На часы даже смотреть не хочу. Боюсь узнавать, сколько сейчас времени.
- Мам, мне бабушка все время говорит, что кто рано встает… - делает театральную паузу. И где только этому учится? - тому Бог подает, - интонации учительские, головой кивает. Огоньки только во взгляде еще детские, озорные.
Ну вот как на нее злиться или обижаться? Пусть хоть еще раньше будит, только бы видеть их в ее глазах.
- И что это значит?
Мы все еще в кровати. Аленка утром очень говорливая. Постоянно рассказывает истории из садика, из художественного школы и приправляет все дурацкими шутками Артемки. Тот парень взрослее, а еще шустрее и быстрее. Не поспевает она за ним, а очень хочет. Вот и повторяет.
- Не знаю. Бабушка дальше ничего не рассказывала.
- А ты у нее спроси в следующий раз. Глядишь, интересное что-то выдаст, - даже саму любопытство съедает, что такого может выдумать моя мама. - Аленка, ты точно больше спать не будешь?
- Неа, - уверенно заявляет. Ничего и не добавишь больше.
- И даже просто не полежишь?
- Неа.
Тяжело вздыхаю. Тело само тяжелое, ноги свинцом налились.
- Пойдем тогда завтрак готовить, принцесса!
- Кашу я не буду.
Начинается... Закатываю глаза. По плану идут мои доводы и убеждения, что каша полезна, особенно для таких маленьких и хитрых девочек. Но … на Алену они никогда не действуют. Упертая и упрямая она точно не в меня.
- Ален, каша она…
- Невкусная и мерзкая. Буэ!
А потом я смотрю на ее вздернутый носик и нахмуренный взгляд. Руки скрестила на груди, смотрит строго, с долей надменности. Понимаю, что не хочу заставлять или шантажировать ее как меня когда-то в детстве. Помню, мама отбирала любимую игрушку, когда я отказывалась есть ее еду. Угрожала, что выкинет единственную куклу, если не сделаю то, о чем просят. Повторить подобное не смогу. Со своим ребенком так не смогу. У меня сердце расщепляется при мысли, что Аленка уйдет в комнату и будет там плакать от обиды. Как я. Обида эта с каждым годом будет расти внутри ее маленького сердечка. И вырастет до таких размеров, что в один прекрасный момент она поймет - “я не люблю свою маму”.
Это смерти подобно.
- А что ты хочешь?
Она задумалась. Не ожидала такого от меня. Думала, опять уговаривать начну.
- Может, чай с печеньем? Или бутерброды с сыром? - помогаю сделать выбор. Смешная она сейчас. И уютная.
- Ну давай чай и печенье. Мне нравится, - улыбка озаряет ее лицо, глаза начинают светиться еще больше, становятся медовыми.
Она усаживается на свой стул. Там везде наклейки с ее любимой Эльзой. И тарелка, на которую я сейчас положу печенье, тоже будет в нежно-голубых оттенках с блондинкой в середине. И чашка, и даже вилка с ложкой.
- Мам, - Аленка кричит громко. Пугаюсь, - а можно я тебе помогу?
- Давай.
Аленка спускается со стула, двигает его по полу с противным скрипом ко мне и снова забирается на него. Довольная такая, что разрешили.
- А бабушка не разрешает.
Я так хочу рассказать, что и мне в детстве не разрешала. А если что-то делала сама, училась, то только ругала потом. “Неряха”, “Криворукая”, “бездарная”... что еще было? Память, наверное, стирает самые обидные обзывательства.
Вспоминать это всегда неприятно.
Помню только одного человека из прошлого, который меня хвалил.
Как-то готовила ужин. Он обещал заехать поздно вечером. Потому что… нужно было уложить дочь. Я долго плакала после этой фразы, но ни слова не сказала ему в ответ.
