Роман Романович смотрит прямо на меня. На его красивом строгом лице читается замешательство, он явно не узнал меня со спины. И, не успев натянуть маску строгого и правильного профессора, он по-мужски непроизвольно скользит по мне взглядом. Такой интим между нами первый раз, и я, смутившись и задохнувшись, отворачиваюсь. Ощущая жар от внезапно вспыхнувшей физиономии. Прекрасно, моё лицо будет такого же цвета, как блузка. Надо было на Панькове потренироваться умению вести себя достойно в мужском обществе. Или бахнуть спиртного для храбрости. Хотя нет, не стоит. Я пила его всего один раз, два года назад, оно действует на меня просто ужасно, я тогда такое устроила… в общем, больше никогда. Хватит с меня того, что у меня теперь есть жуткая тайна.
— Вы опоздали на четыре минуты, Иванова, — выдает профессор неожиданно громко, как будто я до этого четыре раза переспрашивала вовремя ли пришла.
— Здравствуйте, Роман Романович.
Шагаю к столу профессора, хватаюсь за спинку приставленного стула, занимая себя хоть каким-то делом. Стул оказывается неожиданно тяжелым, и я царапаю университетский паркет. Всё это нелепо и совсем не эротично, как и мои манёвры при устройстве пятой точки на сиденье: старательно и безуспешно пытаюсь спрятать ноги под стул и натянуть юбку как можно ниже. Но если стоя её длина ещё куда ни шло, то сидя — просто разврат, бордель и проституция.
— Извините, предыдущая пара была в четвертом корпусе, я честно пыталась добраться сюда на всех парах, но всё равно не успела. Такси вызвать не получилось. Оказывается, по приложению точку можно указать только на улице.
Моя смешная шутка профессора не впечатляет и, нахмурившись, он садится рядом со мной, предварительно подтянув брюки и скинув пиджак. От вкусного аромата его туалетной воды у меня кружится голова.
— Надо вот этот кусок взять и вот это. — Быстро обводит он ручкой фрагменты распечатанного текста.
Он говорит что-то ещё. Растерявшись, я продолжаю тянуть юбку вниз, пытаясь сесть поудобнее.
Профессор поворачивается и смотрит на меня очень внимательно.
— Оставьте уже свою юбку в покое и начинайте записывать. У нас не так много времени, а материала надо перелопатить уйму.
Его слова заставляют меня почувствовать себя полной идиоткой. Глупая была идея. Завтра надену свою привычную одежду и завяжу хвост, вернув себе уверенность. Так я покрайней мере не буду чувствовать себя влюбленной дурочкой. Достаю из рюкзака новые очки, с модной оправой «лисичка». И, нацепив их на нос, начинаю за ним записывать. Напридумывала себе всякого, а теперь только краснею. Надо браться за ум и выполнять поставленную задачу. В него наверняка на каждом потоке по двадцать студенток влюблено. Среди них точно есть и покрасивее, и поумнее меня. Если бы он на всех реагировал, давно бы вылетел с работы. К тому же Роман Романовичу, наверное, нужно что-то побольше и поинтереснее, чем две мои ноги, торчащие из короткой юбки. Он в Париже учился, уж там-то было из чего выбрать.
— Романыч, ты куда мои методички запер?!
От чужого хабалского крика я вздрагиваю, будто пойманная за чем-то неприличным. На кафедру заваливается наш бессменный преподаватель философии Анна Михайловна Пыльникова. Говорят, она хороша по своему предмету, но в миру общается, будто кожанки на рынке зимой продаёт. А ещё она весит больше ста килограмм, но при этом умудряется двигаться быстро и бесшумно.
