Субботней халы аромат - страница 6

Я попробовала прикоснуться отдельными пальцами – тоже липнет. Затем решила проверить что будет, если прикоснуться к дверной ручке языком. К моему несчастью, язык за мгновение накрепко прилип и оторвать его от холодного металла было невероятно больно и потому невозможно. Я поняла, что моё положение безнадёжно. Слёзы беспомощности катились из глаз. Я пробовала кричать и звать кого-то. Но кричать с высунутым языком, да ещё и примёрзшим к дверной ручке, когда каждое движение причиняет боль, было безуспешным. Как долго продолжались мои мучения сказать не могу, но, наконец, меня с моей проблемой заметили дети и позвали взрослых. Нянечка принесла чайник с горячей водой и стала поливать на ручку двери пока она не согрелась и не отпустила мой несчастный язык. Он был изранен, кровил, опух и долго болел, не давая возможности нормально есть и разговаривать. Но… и это прошло. Но не забылось.

Из-за отсутствия горячей воды в домах раз в неделю люди ходили в баню. Попадая туда, мы делились на мальчиков и девочек и расходились кто направо, кто налево. Для меня поход в баню был большим мероприятием с целым рядом разных впечатлений и приятностей. Особенно зимой, когда на улице стоял мороз.

Над входной дверью бани висело смешное объявление, сделанное крупными буквами:

ВХОД В БАНЮ В ПОРЯДКЕ ЖИВОЙ ОЧЕРЕДИ.

– А что такое живая очередь? – спросила я Маму. – А может ли очередь быть мёртвой?

Она засмеялась и объяснила, что имеется ввиду очередь из непосредственно присутствующих здесь людей, притом без предварительной записи и что в реальности мёртвых очередей не бывает.

Лица ожидающих, часами сидящих в прихожей, смотрелись устало и неулыбчиво. Дети, быстро устающие ждать, вертелись на скамейках, сидя со взрослыми в зале ожидания.

Когда, наконец, наша очередь подходила, мы сначала шли в раздевалку с длинным рядом облезлых шкафчиков. А после этого босиком, на цыпочках, перебегали по холодному полу в другое помещение, где, наконец, было тепло, где были установлены широкие каменные скамейки, на которых мылись взрослые и дети. Густой пар хоть как-то скрывал, окутывая, обнажённые тела моющихся.

Женщины брали в углу небольшие тазики, сложенные стопкой, и шли за водой к большому крану, где опять была очередь. Мы стояли в ней, наполняли свои тазики и осторожно, чтобы не поскользнуться на мыльном полу, несли их на своё место и, стоя или сидя на скамейках, мылись в этих тазиках. Шампуней или туалетного мыла тогда ещё не было. Мылись простым мылом, тем самым, что использовалось для стирки белья и посуды. Это мыло оставляло неприятный белый налёт на волосах и расчёске. Ну что было делать? Другого мыла после войны пока не было. Использованную воду выливали на себя или просто на пол и шли в очередь за следующей порцией чистой воды. Этот цикл повторялся несколько раз. Затем, в заключение процесса, разгорячённые паром люди, мокрыми, опять на цыпочках как в балете, протанцовывали по холодному полу свой путь в раздевалку, где в шкафчиках были оставлены сумки с чистым бельём и полотенцами, вытирались, одевались и выходили в прихожую.

А в прихожей по-прежнему сидела очередь усталых и унылых от ожидания людей, мечтающих добраться до цели своего визита, чтобы протанцевать свой балет на цыпочках, пройти обряд омовения и с раскрасневшимися лицами выйти на мороз. С молчаливой завистью и почтением они смотрели нам вслед, как уже прошедшим свой обряд омовения и достигнувшим желанной цели.