Но вскоре – в начале двадцатых – подул иной ветер. Профессиональные качества стали отходить на второй план. Превалировать начинала партийность, принадлежность «к социально-обездоленным классам».
Из-под пера таких классово-стойких элементов будут рождаться хлесткие, как пулеметная дробь, расстрельные приговоры, а борьба за чистоту судейского мундира приобретет со временем совсем иные оттенки.
Уже через несколько лет первые судебные процессы над судьями, «дискредитировавшими революционное правосудие» своей жестокостью, злоупотреблениями, самодурством, станут достоянием истории. Наоборот, беспринципность и слепая классовая ярость к «врагам народа» будут все больше поощряться и культивироваться.
2. «Ну, согласны на расстрел»
О произволе и беззакониях советского правосудия в последнее время можно прочесть практически в любой публикации, касающейся истории становления правоохранительных органов страны. Но при этом умалчивается о том, что подобные факты становились нередко предметом пристального разбирательства, а судьи, их допустившие, сами представали перед судом и несли заслуженное суровое наказание. В том числе, и в 20-е годы прошлого века.
Причины такой однобокости понятны. Дела в отношении судей-преступников оседали в недрах секретных архивов. О них просто не знают. Ведь работники судов и трибуналов, осужденные за «дискредитацию революционного правосудия», являлись одновременно, как правило, крупными партийцами, членами реввоенсоветов фронтов и армий. И предание гласности совершаемых ими должностных преступлений, фактов нравственного убожества и моральной нечистоплотности бросало, по мнению цензуры, тень на саму партию.
Между тем, процессы эти – наглядное и убедительное свидетельство наличия тех двух противоречивых тенденций в работе революционных военных трибуналов, о которых мы упомянули.
Наиболее серьезные дела, связанные с дискредитацией революционного правосудия, рассматривала высшая судебная инстанция – Реввоентрибунал Республики. Немалое число таких дел еще ждет своих исследователей.
Большой интерес представляют, например, судебные дела по обвинению бывшего военного следователя Б. Чигинадзе в дискредитировании Советской власти14; о незаконном приведении в исполнение смертного приговора над осужденным Гутманом и другими15; по обвинению члена РВС 1-й армии Калнина в расстреле по единоличному распоряжению и без всяких на то оснований сотрудника штаба армии, помощника начальника радиостанции Венденбаума16. В последнем случае – это был самосуд, нередко применяемый командирами на фронте.
По существу, те же самые преступные действия совершали порой и судьи. Вся разница заключалась лишь в том, что самосуд этот они облекали в некое подобие правовой формы.
К сожалению, лица, виновные в совершении такого рода преступлений, порой оставались безнаказанными или отделывались формальными наказаниями. Так зарождалась избирательность правосудия, замешанная на кумовстве и близости к власть имущим. Характерным в этом отношении является дело председателя Реввоентрибунала Южного фронта Сергея Владимировича Чиккoлини17.
Это дело принял к своему рассмотрению в декабре 1918 года сам председaтель Реввoентрибyнaлa Респyблики K. Х. Дaнишевский. Тот самый, который незадолго до этого процесса ориентировал всех военных судей на то, что трибуналы являются карательными органами и не должны руководствоваться никакими юридическими нормами. А теперь Данишевский вынужден был на практике пожинать плоды своих ориентировок.
