Человек с фонариком подошел ближе и остановился рядом с Добрыниным; вместе с этим человеком к контролеру подошел еще один, пониже ростом, такой же узкоглазый. И этот малорослый вдруг дотронулся указательным пальцем до подбородка Добрынина и сказал:
– Дай документы, оружие!
«Сволочи!» – подумал Добрынин и насупился как бык, решив не разговаривать с ними вообще.
Малорослый, который был, по-видимому, переводчиком, полез своими руками народному контролеру за пазуху и стал шарить по карманам. Вытащил паспорт покойного коня Григория и какую-то мелочь. Мелочь бросил на снег, а паспорт раскрыл. Луч фонарика сполз на раскрытый документ, после чего малорослый что-то сказал на нерусском языке рядом стоящему человеку.
Дальше произошло нечто странное. Человек с фонариком рассердился, стал кричать на малорослого, потом достал пистолет и пристрелил переводчика. Тот ойкнул и повалился на белый снег.
Оглушенный выстрелом, Добрынин сам не заметил, как снова оказался один в темноте. Человек с фонариком куда-то ушел. Фары невидимой машины продолжали освещать вход в склад, но людей больше не было видно.
Хлопнула дверь в доме, и, обернувшись, Добрынин разглядел несколько человеческих фигур, шедших в его направлении. Обрадовался, думая, что это Петров и урку-емец спешат на выручку.
Однако уже через две-три минуты ожидание сменилось отчаянием.
– Петров – не русский человек! – выкрикнул, подойдя поближе, Ваплахов, и тут же он покачнулся и бухнулся лицом в снег.
– Помалкивай! – крикнул радист, и контролер сразу узнал его голос.
Ваплахов поднялся как-то неуклюже, и, присмотревшись, Добрынин понял, что и у его помощника связаны руки.
«Предательство!» – подумал он.
Через минуту Ваплахов стоял рядом с народным контролером.
– Я говорил, что он не русский! – негромко бормотал урку-емец, – а русский человек Добрынин не верил…
Подошел радист «Петров».
Вдруг в тишине прозвучал женский голос, сказавший что-то на нерусском языке.
И тут же «Петров» ответил в темноту на том же нерусском языке. И отошел в сторону.
– Что будем делать? – шепотом спросил Добрынин у своего помощника.
– Убежать надо, – ответил Ваплахов.
– А куда? – спросил народный контролер.
На этот вопрос урку-емец ответить не успел. Снова возник рядом луч фонарика, осветил лицо Добрынина и тут же перепрыгнул на лицо урку-емца. Подошли трое: человек с фонариком, «Петров» и узкоглазая девушка.
Добрынину захотелось сказать что-то гневное, чтобы показать им свое отношение, но на ум ничего не приходило, кроме простых ругательств.
– Товарищ Добрынин, нехорошо получилось! – оправдывающимся тоном произнес вдруг радист «Петров». – Я думал, что вы спали…
Зло взяло народного контролера.
– Сука! – рявкнул он в глаза радисту. – Родину продал!
Радист помрачнел.
– Моя родина – Япония, – сказал он. – И я ее так же люблю, как вы – Советский Союз… Мы не враги. Мы – японские революционеры.
– Революционеры шкурки не воруют! – глядя прямо в глаза радисту, заявил Добрынин.
«Петров» тяжело вздохнул.
– Вам просто ничего не говорили… В Кремле об этом знают… – сбивчиво пытался говорить он. – У нас договор такой с Кремлем: мы берем пушнину в Японию, продаем, а на деньги покупаем оружие для будущей революции… Вот товарищ Такаэ – у нас старший, и он будет руководить восстанием. – «Петров» указал жестом на человека с фонариком.
Такаэ поклонился.
Почувствовав, что опасность миновала, Добрынин немного расслабился.
