***
Узнав о дне заседания комиссии, Гусев довольно потёр руки. Он заранее подготовил речь и выступил с ней перед всеми участниками, с особенным торжеством поглядывая на Любу. Учителя все как один поддержали директора, боясь его гнева, и Люба поняла, что участь её решена.
– Уважаемые члены комиссии, по заключению, которое мы получили… – начала заключительную речь Маргарита Наумовна, поднявшись со своего места, но остановилась на полуслове, увидев, как скрипнувшая дверь отворилась и на пороге появился незнакомый мужчина.
– Простите, вы кто? – спросила его председатель комиссии.
– Я отец Любы, – ответил тот. – И имею право присутствовать на этом заседании.
– Ой, папочка! – ахнула девочка и бросилась в объятия своего отца.
– Иди, дочка, подожди меня в коридоре, пока мы тут кое-что обсудим с этими товарищами, – Алексей мягко подтолкнул Любашу к двери, а когда она вышла, выглянул вслед за ней в коридор и позвал кого-то: – Георгий Васильевич, уделите нам минутку вашего внимания.
Люба проводила удивлённым взглядом незнакомого ей маленького толстячка в очках с роговой оправой и с папкой в руках. А когда за ним закрылась дверь, припала к ней, пытаясь услышать то, что там будет происходить.
– Позвольте представить вам, – сказал Алексей, – Стародубцева Георгия Васильевича, юриста, который будет представлять на этом заседании наши с Любой интересы.
– Уважаемая комиссия, – заговорил Георгий Васильевич, но его голос был настолько тихим, что Люба, сколько бы не прислушивалась, могла разобрать только какие-то отдельные фрагменты непонятных ей фраз.
Девочка потёрла пылающий лоб и отошла к окну, где решила дожидаться Алексея. Её ещё била нервная дрожь и она никак не могла успокоиться. Всего пять минут назад она стояла перед равнодушными, злыми людьми и озиралась по сторонам, словно испуганный дикий волчонок, загнанный в угол. Ей так хотелось найти в их лицах хоть какую-то капельку сочувствия, однако все они были похожи на бесстрастные театральные маски.
Стоя перед ними как на эшафоте, Люба с трудом сдерживала рвущийся наружу крик. Эти люди, прикрываясь благим делом, были готовы принять страшное решение, они собирались разлучить их с бабушкой, хотели сделать им обеим плохо и больно.
А потом каждый человек из этой комиссии вернулся бы к себе домой, к своим семьям и напрочь забыл бы о только что загубленных им судьбах.
Люба глубоко вздохнула. Она не могла понять, откуда здесь взялся Алексей, но бросилась к нему, как утопающий бросается к соломинке. Она назвала его отцом, хотя прекрасно знала, что он никогда им не был. Они всегда были чужие друг другу, но теперь, когда он так вовремя пришёл к ней на помощь, Любаша была готова простить его за всё.
Заседание комиссии продолжалось ещё около двадцати минут, а потом распахнулась дверь, и в коридор выскочил разгневанный Гусев. Даже не взглянув на Любу, он торопливо пошёл прочь, проклиная Алексея и его непоколебимого юриста, который, опираясь на закон, быстро и легко разрушил все доводы комиссии.
Увидев улыбающегося Алексея, Люба по его лицу поняла, что всё будет хорошо и с явным облегчением шагнула к нему навстречу:
– Меня не отдадут в интернет, а бабушку – в Дом инвалидов?
– Нет, дочка, – Алексей обнял её за плечи. – Пойдём отсюда, подождём Георгия Васильевича во дворе. Он подпишет нужные бумаги и догонит нас.
– А кто он такой? – поинтересовалась Любаша.
