Недалеко оказалась еще одна лавка, где продавался хлеб; сюда решено было зайти обязательно и, если будет, купить хотя бы фунт хлеба – как же к людям заходить без гостинца. Хлебный магазин был поскромнее, поразил он путников наличием поджаристой сверху серой паляницы. Сразу Тихон хотел купить ее, но, узнав цену, попросил взвесить ржаного; рассчитался с продавщицей, завернул хлеб в холщовую тряпицу и положил в свой ранец. В душе Тихона бушевала буря. Перед ним возникла картина движущейся вереницы подвод и изможденных голодом людей, а здесь была лавка, полная еды. Такое не укладывалось в его сложившихся понятиях об устройстве жизни людей. Конь, которого они ищут, голод в семье на какое-то время улетучились из его головы; он даже подумал: может, вернуться домой, там столько дел.
По указанному Харитоном адресу стоял добротный дом с двумя входами, со ставнями, крыльцом и палисадником, в котором росли кусты сирени. Тихон остановился в нерешительности, соображая, на какое крыльцо им подниматься, да и оторопь брала при виде такого крепкого, а значит, богатого дома.
Его размышления прервал женский голос с распевом:
– Кого вам надо? – К ним подошла еще довольно молодая, опрятно одетая еврейской наружности женщина.
Тихон растерялся и начал сбивчиво объяснять о Харитоне, пакете, который он передал, об адресе.
– Так вы правильно пришли, я и есть Хива.
Тихон начал благодарить женщину, достал из ранца пакет и протянул его; та взяла сверток и сунула в авоську.
– Так вы видели Харитона, он здоров? – непринужденно продолжала расспрашивать пришельцев Хива.
– Слава богу, здоров, велел вам кланяться, – продолжал не своим голосом Тихон, собираясь уже уходить от такой, как ему казалось, знатной и богатой женщины.
– А кто это такой молодой красавец? – указывая на Антона, допытывалась собеседница.
Услышав такие слова, Антон покраснел и совсем растерялся.
– Это мой сын, старший, – поникшим голосом отвечал Тихон.
Хива улыбнулась.
– Красивый будет мужчина, – и неожиданно задала самый страшный вопрос: – А где вы остановились на ночлег?
Тихон стал опять говорить, что им рано утром надо быть на базаре и там они переспят. Хива пытливо взглянула на обеих собеседников и, по-видимому, догадалась, что Харитон направил этого нескладного мужчину и его сына к ней на ночлег.
– Раз Харитон дал вам мой адрес, то вы мои гости. Ступайте за мной, у меня есть где спать, – и она стала подниматься на крыльцо.
Тихон не смел противиться, и незваные гости пошли за ней с мыслью, как бы не наследить сапогами.
Квартира Хивы состояла из двух комнат; они были заставлены кроватями, на которых возвышались подушки, стульями со спинками, а на полу лежали половики; они больше всего и обеспокоили Тихона. Надо было снимать обувь, что он делал перед сном на своем дворе и там же вытряхивал и развешивал на заборе для просушки свои холщовые портянки, когда ходил в сапогах или лаптях, а здесь, получалось, надо было снимать обувь на входе, что и начала делать Хива, расстегивая пуговицы на синих туфлях, со словами:
– Разувайтесь.
– Мы на крыльце снимем обувь, нам так сподручней, – осмелев, отвечал Тихон, и они с сыном вышли за дверь.
Молча поснимали сапоги, развернули портянки; сразу стало легче всему телу, отошло беспокойство. Вот бы так жить: пришел во двор – и дальше никаких тебе забот.
– Тата, портянки оставим на крыльце, а сапоги куда? – неожиданно задал вопрос Антон, прервав размышления сына.
