Прошло несколько дней, и Викентий начал устраивать задуманное. Сходил к пану Буйволу и потребовал вернуть дармовую работницу. Тот перечить не стал. Было одно неясно для старосты: как поведет себя поп, изгонит с подворья нерадивую дочку Аксиньи или оставит ее жить с матерью? Пришлось к затее привлечь Аваса.
Вернулась Варвара на поповское подворье, заявив, что будет здесь жить, потому что на хуторах работы до весны закончились. Обняла ее Аксинья – не узнать было дочери. Почувствовала она, что неладное произошло с Варварой, и они вдвоем залились слезами.
Недоверчиво, с ворчанием встретила попадья Варвару, с ехидцей спросив:
– И что же ты, на хуторах благочестивого нашла? Может, паненкой стала? Там же паны да паненки в богатстве пребывают.
Сжалось все в Варваре, захотелось ей грязными словами обозвать растолстевшую попадью и убежать куда глаза глядят.
Стали ее думы донимать, где избавление найти от ее разнесчастной жизни, но тут же кто-то шептал внутри скрипучим голоском: одна тебе дорога – в речку кинуться, там и будет тебе избавление.
Через несколько дней после памятного разговора Козьмы со старостой, которого он с тех пор не встречал, по завершении церковной службы к батюшке подошел смиренный прихожанин Авас. Он иногда появлялся на поповском подворье с конем, помогая свозить сжатую рожь, потом ее обмолотить. На этот раз, держа в руках овечью шапку и кланяясь, предложил помочь истопить баню и добавил, что это наказал ему староста, потому как тот очень занят.
Укоризненно посмотрел батюшка на прихожанина, а Авас, кланяясь, говорил:
– Завсегда рад помочь. Только скажите, отец наш, когда истопить?
Задумался Козьма: он обычно баню топил перед постом, Рождеством и Пасхой. До начала поста оставалась неделя.
– Вот в эту субботу и протопим баню.
Авас обрадованно встрепенулся, надел шапку:
– Непременно истоплю в субботу.
Он поклонился и был таков. Задумался Козьма; возникло недоброе предчувствие от появления прихожанина и его предложения истопить баню. Вздохнул батюшка – отступать уже было поздно.
Погода в субботу выдалась сырой и промозглой. В церкви перед началом поста шло богослужение по поминовению усопших родителей. В такие дни собиралось много прихожан, и потому голос священника звучал глухо. На этот раз лился громогласно, словно из небесной выси, – так мало людей наблюдалось впервые, и причина была не в погоде. Козьма завершил проповедь о предстоящем посте, а в голове вертелась мысль: неспроста это. И вдруг увидел старосту. Тот стоял у двери с гордо поднятой головой, смиренно сложив руки на груди, и читал неизвестную молитву, в которой можно было разобрать слова «совершил грехопадение».
Одна женщина повернулась в его сторону и стала прислушиваться к произносимому, как вдруг громко сказала:
– У нас один батюшка, и мы его слушаемся!
Староста перекрестился и ткнул указательным пальцем в сторону Козьмы:
– Он совершил грехопадение! – и вышел.
Начали расходиться прихожане. Козьма зашел в алтарь и трижды прочитал молитву «Отче наш».
Короткие наступили дни; только завершился молебен, как уже вечереет. Оно, может, и благодатно будет – омыть тело в курной бане, смыть с себя всякую нечистоту. С такими мыслями Козьма подошел к своему подворью, где его встретил Авас.
– Отец наш, по уговору нашему я баню истопил. Сейчас пожелала там омыться ваша попадья, ей Аксинья помогает, а дочь свою она туда не пустила. Как они выйдут, можно немножко еще подтопить, и будет от камня горячий пар, проймет до косточек, аж приседать на пол придется, – безостановочно вещал Авас. Чувствовалось, что он понимает в банных делах.
