И вот сегодня плита вдруг рехнулась: она стала щелкать самостоятельно и плеваться искрой. Дело осложнилось тем, что электрический мой тесть подключил ее напрямую к проводу, который в стене, без розетки. А сверху построили кухню-буфет с ящиками.
Так что Ленгаз обрадованно пообещал мне отключить на выбор либо газ, либо свет, потому что ломать мебель не имеет права.
Но ломать не пришлось, ибо провод все-таки обнаружился.
И я его перекусил.
Огромными прабабушкиными ножницами. От прабабушки в доме после ремонта уже ничего не осталось, кроме ножниц, но они оказались посильнее некоторых современных проводов.
Вот ведь умеют устраиваться некоторые люди. Год назад тестя благодарили за подключение провода. А сегодня его благодарили за телефонные подробные указания насчет перекусывания провода.
Подключил – совершенно прав, и перекусил – снова молодец.
Справедливости ради можно написать и о теще. Я напишу о дядиной.
Она представляла собой квинтэссенцию, но я еще не решил, чего именно. Во всяком случае, не квинтэссенцию тещ, потому что моя собственная добродушная клуша – в отличие от тестя – опровергает универсальность.
Это была безобидная на вид старушка, ходившая с поджатыми губами и заподозрившая мою маму, когда мы гостили у дяди, в краже своих трусов.
Дядя желал теще смерти.
Задолго до того, как феминистки ополоумели и вошли в силу, она сидела и важно заявляла:
– Мужик бабе не нужен. Мужик требуется, чтобы ребенка родить. Понадобился мужик – пошла к ларьку и взяла любого.
Сама она похоронила двоих или троих.
Когда дядя собирался в магазин и спрашивал, что там такое купить, теща отвечала ему стереотипно:
– А что купите, то и жрать будете, а ничего не купите – ничего жрать не будете.
Дядя пил мертвую и молился. Однажды теща, которой было уже за восемьдесят, схватила тяжелый грипп и лежала без памяти с температурой за сорок. Она поправилась, и дядя бесновался, таращил глаза и потрясал кулаками:
– Я на цыпочках ходил!… боялся спугнуть!
Она померла лет в девяносто. И явилась во сне моему брату, который рассказывал:
– Бабка приходила. Просила: здесь жарко. Найди мое красное шерстяное платье в шкафу…
– А он и не знал, что у нее такое платье висит в шкафу! – тянул мой дядя, хмуря брови. Обмирая от восторга, воображая место теперешнего обитания тещи, он задумывался о загробной жизни. – Что-то есть, – приговаривал он сладострастно и недоверчиво, цепенея при виде адских картин. – Что-то есть…
Чем занят Бог, покуда черт дремлет
Вышел на улицу.
Свидетельница Иеговы уже караулила меня у водосточной трубы.
Она хотела, чтобы я тоже стал свидетелем, а если откажусь, то обвиняемым.
Я быстро прошел мимо. Когда ко мне обратились с вопросом о Боге, я привычно отрекомендовался сатанистом.
Это не смутило свидетельницу. Вдогонку мне понеслось увлеченно-надтреснутое:
– Так вот Бог сейчас уже и…
Вздремнул, от трудов утомившись, и увидел сон, как подписываю контракт на рассказ «Несвежий ветер», которого у меня нет, в белгородский фантастический альманах «Числа», о котором тоже услышал впервые.
Я сидел в каком-то почтовом отделении, куда контракт пришел заказным письмом, и подписывал. И собирался позвонить в Белгород, чтобы порадоваться за себя и за них особенно, когда меня арестовали и стали тут же, на лестнице допрашивать сначала один, сперва притворившийся дворником и знатоком фантастики, а потом второй, а дальше и третий.
