Сухинские берега Байкала - страница 33

– Леонтий, все новехоньки сетушки, я надысь тунгусам спровадил. Моя промашка, надоумил же етот леший оймурскай, связаться с орочонами – и Бабтин вновь обернулся к Хабе – Оська, дуй не стой…, посмотри, сколь там Евдоха починила…, все каки есь табань суды. Ишо это, захвати-ка с собой омульков с десяток до дому…, моим, да Евлантьевне вели шарбу варить, рожни ставить…, домашних-то кормить тожа на-а – посветлел лицом он.

Оська Хаба развернувшись, неспешно отобрал покрупнее рыбу в мешок, закинул его на плечо и, свесив голову, кисельно валовым увальнем покачиваясь, медленно пошагал в деревню, откуда ему на встречу из-за городьбы поскотиной скорым шагом вывернул, взмылено запотевший Филантий. Бабтин поднялся с места, и встретившиеся приятели, поприветствовали друг друга. Осип пригласил Филонова к столу, но упарившийся от утренней беготни, Филантий, да к тому же в насквозь промокшем под дождем лабошаке, присев на лавку, попросил не более как напиться холодной воды:

– Осип…, кажись паря, не все ладно у нас ноне сходится.

– Чо так? – Бабтин, в смутном предугадывание, округлив глаза, вскинув озабоченно брови.

– Ить ниче ноне никому доверить нельзя – Филонов досадно шлепнул себя по колену ладонью руки и косо неприятно мелькнул из-под лобья глазами – сказывал ему проходимцу паршивому свезти тунгусам всяго-то не боле как провиянт…, так нет же!

На братсковатом лице Филантия, крытом землистой серостью, точно болезненно скривилась явно усердная наигранность. С той поры как подошла рыба к Сухой, Максим Столбновский, приказчик его, по многочисленным заданиям Филонова, казалось, без устали сновал морем между Оймуром и Сухой. Как ранее и было договорено, Филантий велел ему еще прошлым днем доставить на сухинское Тунгусье охотничий припас, а главное продукты, и тем самым спасти эвенков от голода. Так нет, по словам Филонова: Этот пройдоха и наглец, каких "днем с огнем" не сыскать, решил видимо, скрыто подгадить хозяину. Нагло сославшись на то, что якобы не правильно понял его, отвез он тунгусам еще и сверх оговоренного немало спиртного». Узнав об этом Филантий, мол, рассвирепел и хотел, было, тот час же гнать его от себя, но поостыв и успокоившись, передумал.

Не с руки Филонову было рассказывать Бабтину, о том что, приказчик сам вероятно, того не ведая удружил «медвежью» услугу его новоявленному сопернику на сухинском берегу. Филантий понял, в разгар путины не стоит изгонять хоть и пакостливого, но способного, а главное самим же не без усердия выпестованного за долгие годы такого работника. Взвесив, все за и против, Филантий не стал опережать события и разрубать до поры, до времени, завязывающийся узел неизбежных противоречий с приятелем-конкурентом. И он хорошо обмозговав все поспешил навстречу с Бабтиным, где, не столько решая общие хозяйственные заботы, сколько действуя опережающее, старательно отделаться угодливым сочувствием и всяческими сопереживаниями. Осип, точно оцепеневший от непредвиденного разворота событий, некоторое время ошарашенно молчал, затем с трудом пересилив такую парализующую заторможенность, удрученно обронил:

– Так…, значит, удружил ты мне нонче…, тунгусы вечёр перепимшись, в море не ходили. – Ефимыч, христом богом клянусь, не ведал, чо етот чертяка удумал сотворить! Да ради тебя, я седни же за эдакое самоуправство готов был его выгнать. Дык, некова ж в Иркутск то послать, сам знашь сколь добыли. Угробим богатеннай улов, беда как неладно будет!