Сухинские берега Байкала - страница 6



– Эх…, вот тавды-то паря, како винцо пивать мы бум, да каких бабенок…, кралей в волюшку-то бравенных ужо поимем!

Но Тыгульча, ничуть не разделяя такой его восторженной желанности, с некоторым недоумением глянул на него, помолчал, выпил и, не закусывая, все так же молча, набив табаком, раскурил трубку. Затянувшись, он отложил ее в сторону и, сосредоточившись, собрался с мыслями и совершенно трезвыми глазами посмотрел на гостей:

– Оннако Оська, о тбоя чипка ладна гобори…, перба дела нада баить.

А Осип, с горячим блеском в глазах от еще большего возбуждения, продолжал:

– Во, во Тыгульча! Я-то знаю, как нонче ты бедуешь. Твои тунгусишки шичас шипка худо промышляют. По то намедни те и баил, што собранные нами люди, золотишко содóбыть, не хужей твого Ли Цзинсуна будут способны. Ты места знашь, нам кажешь, и ету летось по теплу нам его ужо всяко разно надыбать надо. Филантий спиртяшки сулитса, харчишек на отог те подкинуть, а может и деньгой побалует…, а?

Взглянув на Филонова Бабтин, сбавляя горячность, с недоумением посмотрел на того:

– Филантий, а ты-то чо помалкивашь?

Филонов от немало испитого спиртного лицом хоть заметно подрумянился, но как прежде сдержан, и насуплено сквозя из-подо лба, отвечал заметно раздраженно и уклончиво:

– А, чо об том шичас то баить, аль ужо, нисколь не доверям друг другу?

Но помолчав непродолжительно, он, как будто окунувшись в просветление мыслей, подвигал чернявой реденью бровей, и заметно сбавляя тон, продолжил много мягче:

– Я так ребяты кумекаю, ежель мы шичас тута всё добром ухитим, то мабудь и дело, в самый аккурат бесперечь у нас ладом сробится.

Тыгульча перехватил лишенный искренности взгляд Филонова и возбужденно заговорил:

– Пилантий, твоя, почто силь, виль? Прям нада! Доля мой, кака будит?

От таких горячо сказанных слов хозяина чума, Филантий потерял деланное спокойствие, и от нахлынувшей на него взволнованности вспыхнув лицом, привскочил:

– Дык, чо загодя-то об том куделить…, ужель птицуу уж словили, да шипать взялися?!

Тыгульча машинально схватил погасшую трубку, распалил ее вновь, глубоко затянулся и, тем успокаивая мелкую нервную дрожь в руках, зачастил:

– Ли Цзинсун, псегда перба уговора делай. Она не болтай мынога, задатка псегда давай.

– Вот те нате, китаец ему задатка давай – фыркнул раздраженно Филантий, и окончательно сбрасывая маску наигранного спокойствия, заговорил ожесточенно, яростно – Ишь ты, каков он скороматнай, а у китайца твого кавды дела ладом слажёны?.. А ты, мурло не мытое, в таком разе, поелико при фарте нам сподобен сулитьса…, а? Не скажешь! А коли так, то хто ты таков…, я тя об том спра-ш-шиваю?!

Тыгульча вспылил не меньше и, подпрыгнув, ответно, суетливо и часто замахал трубкой:

– Пилантий, тбоя чипка китра. Моя не знай кака задатка…, Илан-Гакит сопсем ходи не будим…, илэгир отогда не пускай тбоя!

Осип, не ожидавший столь горячего разворота в разговоре, привскочил и с трудом усадил, не в меру расходившихся, даже не пытающихся достичь какого-то взаимопонимания, еще и не состоявшихся партнеров. Успокаивающе похлопывая Тыгульчу по плечу, с вкрадчивой улыбчивостью он любезно, трогательно глянул на него, надеясь охладить излишне ненужную его горячность:

– Ты-то анда, сколь при фарте мыслишь поиметь?

Тыгульча все еще гневно сверкая глазами, как отрубил:

– Моя не гобори…, моя сперба Пилантий слушай, будим!

Осип взъерошился и, настороженно сузив глаза, переадресовал вопрос: