Сухоцветы - страница 16

На широкой шее силача повязан красный платок, а руки изрисованы разными рисунками. Силач снова крутится во все стороны, красуется перед потерянными мальчиками и девочками и старается все сильнее под их заливистый смех. Оркестр играет все громче, но ему никак не удается перекричать счастливых детей. На прощание Силач подхватывает несколько детей и усаживает их на свои плечи. Пока они радуются рядом с Силачом он только и рад стараться, выкручиваться в неестественных позах и веселить детей своим каменным телом.

Время Силача подходит к концу, и он удаляется за кулисы. В фургончике его ждет тишина и суровая правда, которую не скрыть даже платком на шее. Хромая на обе ноги, Силач втискивается в фургон, но колеса больше не трещат под его весом. Когда стенки фургона смыкаются и укрывают своего ребенка от чужих глаз, Силач выдыхает. Израненной мускулистой рукой он тянется к платку и зажмуривается перед тем, как дотронется до шелковой ткани. Силачу страшно и больно снимать лоснящуюся ткань с себя, но иначе он попросту не сможет. Мозолистыми пальцами Силач развязывает платок и тот струится по шее, срастается на конце с кожей, будто бы вросший намертво. Силач сгибается пополам под весом собственной боли и хрипло стонет. За спиной вырастает чужой силуэт, и холодная рука дотрагивается до платка. Она пришла помочь, а он позволит ей оказаться рядом.

Следом за платком с Силача лоскутами слетает все остальное. От Силача теперь не остается ни капли того мощного и величественного силуэта. Куски кожи, мышц летят на пол следом за платком. Будто бы бабочка из куколки Силач расправляет плечи и стонет тоненьким голоском. Силач остался под куполом цирка. В маленьком фургончике он не может долго оставаться в этом обличии, и она обязана сорвать с него все маски, все кожу и мышцы. Когда с тела опадают последние остатки прежнего обличия, Силач видит в зеркале тонкий силуэт хрустальной фигурки. Она покрыта трещинами и сколами. Она разбита чужими руками. Она не может даже передвигаться своими силами. Она сильна и величественна, но только под метрами чужой кожи и мышц.

Хрустальная фигурка смотрит на себя в зеркало и обливается холодными слезами. Ей противно видеть себя без мощи и силы, с которой она привыкла появляться перед маленькими мальчиками и девочками. Маленькие детки, удивленно распахнув большие глазки, так жадно смотрели на каменный силуэт и так уверенно сидели на широких плечах, веря в то, что Силач сможет защитить их. А теперь Силач не может даже повернутся без новой трещины на хрупком силуэте. Не осталось в ней былой силы и красоты, а слабость в себе она так и не научилась принимать. Она подошла со спины и коснулась горячими руками холодного хрусталя. Фигурка вздрогнула и пошатнулась. Детишки с удовольствием тянулись к Силачу, к здоровому горячему телу, но никто не хотел соприкасаться с разбитым хрусталем, рискуя порезаться или замерзнуть, а она все равно тянулась.

Только она и только маленький фургончик принимал без остатка любого побитого и поломанного. Только они на всем белом свете могли подарить тепло тому, кто забыл, что его сердце не хрусталь. Пока Силач купался в лучах славы при свете софит, хрустальная фигурка согревалась в чужих руках и знала, что завтра у нее все еще будет место под солнцем.

Хорошо. Все будет хорошо… хорошо. Хорошо перестало быть, как только стены больничной палаты заменили все остальное. Женя до сих пор видит этот белый потолок и слышит причитания матери под ухом, когда так сильно хотелось тишины. Хотелось кричать, бороться и громко ругаться на всех вокруг и на себя. Бороться мама не позволяла, а кричать и ругаться у Жени не было сил, ведь все в итоге будет хорошо. Женя снова услышала это слово, которое за количеством повторений потеряло свой смысл, и проснулась рывком, словно выныривая из ледяной проруби. Руки дрожали, а горло пересохло, что даже слово сказать тяжело. На соседней кровати спала Ася. Тихо сопела и ворочалась, заставляя натянуто скрипеть кровать. Хорошо ей… хорошо. А Женя больше не уснет. Она даже пытаться не будет, ведь знает, что не уснет. Если ляжет обратно, то снова будет перебирать по кусочкам тот день, когда ниточка оборвалась и мама сильно плакала. Все и так пережевано донельзя, нечего больше думать и вспоминать. Надо двигаться дальше. И все будет хорошо… хорошо.