– А мы по вас соскучились, – тихо промолвила Валька, накрывая обед.
Она украдкой рассматривала шрамы на его лице и тихонько перекрестилась. Федосья пихнула ее в бок. Ларионов заметил.
– Да, я это вижу, – сказал он хмуро. – Меня никто не спрашивал, пока я был с Грязловым?
Валька с Федосьей переглянулись.
– Никто не заходил, – сказала Федосья. – Может, кого позвать?
Ларионов покачал головой. Она знала, что он вернулся, наверняка знала, и все же не пришла.
– Растопи печь, – попросил он Вальку. – Я немного устал.
Он ушел в спальню и долго пробыл там. Валька разожгла дрова. В доме повеселело. Несмотря на пасмурное настроение Ларионова, его присутствие сразу же ободрило заключенных: приехал хозяин, и Грязлов теперь снова стал для них не так опасен. Заключенные не хотели признавать никого, кроме Ларионова.
Через час в дом пришла Клавка. Федосья прижала палец к губам. Клавка прошла тихонько, но задела бидон в прихожей. Он с грохотом упал и покатился. Федосья всплеснула руками. Ларионов сразу же вышел из комнаты.
– Кто? – спросил он, уже видя Клавку. – А, это ты, Клава, – заметил он с легким разочарованием.
– Григорий Александрович! – воскликнула Клавка, не умея сдерживать порывы. – Как отлично, что вы вернулись! Весь лагерь только об этом говорит. Боженька милостивый! – Клавка приблизилась к нему. – Как же вас зацепило!
Федосья ущипнула Клавку.
– А что я? Вы не думайте, вы любой – о-го-го!
Ларионов усмехнулся. Клавка всегда говорила то, что думала. Ларионов знал, что стал уродлив, и те, кто пытался этого не замечать, делали это из вежливости или из жалости, как Вера.
– Да, Клавдия, – сказал он с улыбкой, – если мужчину украшают шрамы, краше меня теперь никого и не сыскать.
– А вы зря иронейзируете, – сказала та назидательно. – Вы живы – вот что важно! И все так считают – все!
Ларионов криво улыбнулся, сожалея, что Вера не могла смотреть на него Клавкиными глазами. Клавка извинилась и прошла в кухню.
– Нам тут обсудить кое-что надо, – сказала она извиняющимся тоном.
Ларионов пожал плечами и скрылся в своей комнате. Он уже привык, что многие заключенные заходили в дом без особого приглашения.
Клавка пришла по наущению Ларисы – обсудить с Федосьей день рождения Ларионова. Федосья сказала, что хозяин был не в духе, еще испытывал боль от травм, и вряд ли «сюрпризы» придутся ко двору. Но Клавка убедила ее, что задумка Комитета непременно майора обрадует.
– Сказать тебе правду, – выдохнула Федосья, – ты лучше меня знаешь, что его обрадовало бы. Да только нам это не под силу.
Клавка задумалась.
– А что, если пойти напрямик и сказать ему, мол, Комитет просит отметить ваш день рождения, потому что Комитет хочет вас поздравить! Если он нас пошлет по Тверской-Ямской, мы не обидимся, а если согласится – порадуемся. И если согласится…
Клавка долго объясняла стратегию проведения дня рождения, а Валька махала рукой и смеялась над Клавкиной простотой. Было решено предложить ему на завтра заседание, но только ближе к вечеру. Федосья с Валькой договорились заранее заготовить ужин – на всякий Валькин случай.
– И мяса побольше, – подмигнула Клавка.
– Иди уже, наглое твое рыло! – засмеялась Валька.
– А что? Приятное и полезное надо совмещать. Чего ж на халяву не пожрать? Мясо-то, уже забыли, как пахнет!
Федосья в тот день подгадала время и обратилась к Ларионову с пожеланием Комитета встретиться вечером. Ларионов заволновался.
