Придумав решение, Алексей Александрович обрадовался настолько, что ему захотелось немедленно покурить на балконе. Балкон у них выходил на север, и если смотреть с него прямо перед собой, то ночью во всей семизвёздочной красе представала Большая Медведица. Раньше он любил потихоньку выйти в сумерках, закурить сигарету и разглядывать звёзды, пуская к небу дым. Но Алексей Александрович полтора года как бросил курить и даже на балкон старался теперь выходить пореже, чтобы не напоминать себе о старой привычке.
«А-а-а, пойду, – решился он, – что ж мне теперь без сигареты и Большая Медведица не в радость!»
Ночи стояли ещё холодные, и Алексей Александрович чувствовал эту весеннюю свежесть, заползающую под накинутый плащ и щипающую ноги, не защищённые домашними шлёпками. Но уходить не хотелось. Гроза прошла стороной, отодвинутая ветром, принёсшим свежесть и прояснение природы. В небесах висели крупные звёзды, бесцеремонно отражённые в лужах, привольно разлившихся после вечернего дождя. И от вечного космоса, раскинувшего свои просторы, Алексея Александровича отделяла только тонкая полоска балконных перил, что придавало всему ощущение необъяснимой сопричастности.
Странно, но сейчас то, что так волновало весь вечер, казалось уже больше не раздражает его, а наоборот, как-то приятно томит…
Скрипнула дверь, и на балконе полусонной куколкой, закутанной в кокон одеяла, появилась Светлана Александровна.
– Ты тут не куришь часом?
– И в мыслях не было!
– А что не спишь?
– Да вот придумываю, как Валерку изловить… у нас дочь не какая-нибудь там…
– Лёш, а если парень влюбился?
Алексей Александрович не нашёлся с ответом. Холод, окончательно забравшийся под его плащик, отдавался в теле лёгкой дрожью. Светлана Александровна распахнула свой кокон и освободившимся краем одеяла накрыла мужа.
– Ну, что молчишь?
– А что сказать?
– То-то и оно… К тому же он ничего не писал.
– Как не писал? Я же видел, читал…
– Это Санька с Ванькой пошутили. Наверное, Машку решили подразнить. Я им рубашки вечером стирала, карманы вытряхивала, вот мел и вытрясла… Да и почерк – Ванькин.
– И молчала?
– Ну, ты такой пришёл – следователь… Всех на чистую воду выведу! Да и что? Сейчас не написали, скоро всё равно напишут – Машке-то семнадцать лет… Пора влюбляться.
Алексей Александрович, глядя в ночное небо, на несущую миллионы лет свой величественный ковшик Большую Медведицу, вздохнул и, пряча под усами невольную улыбку, многозначительно вымолвил:
– Любовь, любовь…
Что было, что будет, чем сердце успокоится…
Наступивший день, конечно же, был особенным в Сашкином житье-бытье, может быть, даже решающим. И в бесконечных своих сомнениях относительно маячивших на горизонте дел Сашка измучился донельзя.
Время катилось, как пущенное под гору колесо от велосипеда. Такие вихляющиеся восьмёркой колёсики без камеры и покрышки Сашка сам частенько запускал в ребячьем возрасте – отпустишь его от себя, а потом беги догоняй. Ну, колёсико-то, ладно, невелика задача, а тут целая жизнь под уклон полетела, и поминай её как звали. Не вся, конечно, жизнь, но одна привычная составляющая – это точно. Завтра Сашку Сотникова ожидало радостное и масштабное событие – свадьба со Светой Беспаловой, девочкой из его недавно закончившегося детства.
Странная штука: пугающую масштабность завтрашнего дня Сашка ощущал всем своим нутром, а вот радости не испытывал никакой. И чем ближе становилось это самое завтра, тем ощутимее утяжелялся камень в Сашкиной душе.
