Суккуб разбудила его, когда уже сгустились сумерки, подала гроздь винограда и хлеб.
– Почему ты не ешь? – спросил Амадеус.
Она улыбнулась.
– Мне нужно мало, чтобы утолить голод, – сказала она.
– Ты не замерзла сегодня? – спохватился вдруг Амадеус.
Алма покачала головой.
– Мне не холодно, – ответила она. – Наше тело устроено иначе.
Весь день они брели по бесконечному лесу. Амадеус, задумавшись, то и дело запинался об коряги, а суккуб бесшумно шла впереди, изогнув полукольцом свой красный длинный хвост. Амадеус смотрел иногда на его пышную кисточку и, пошатываясь, следовал за ней, как за маяком. К вечеру он почувствовал усталость и попросил суккуба сделать привал. Они съели то, что осталось от завтрака, и Амадеус, растянувшись на траве, по привычке стал рассматривать растения, которые окружали его и повторял их названия в уме, будто смешивал между собой, чтобы сделать бодрящий эликсир. Он усмехнулся от того, что даже сейчас не переставал мысленно собирать травы и вспоминать свойства каждой из них. Суккуб заметила это или увидела его мысли.
– Продолжаешь читать растения? – спросила она.
Амадеус сел, стал говорить ей названия цветов и трав и рассказывать, какие снадобья от каких болезней можно приготовить из них. Алма внимательно слушала, но спросила затем удивленно.
– Ты лечишь тела, ты врач?
Он увлекся рассказами о том, как сначала лечил своего прежнего настоятеля и его высокопоставленных друзей, их куртизанок, отпрысков этих куртизанок и о том, как затем настоятель обители святого Фомы, преподобный Джозеф, увёз его с собой. Он пустился в воспоминания о жизни в другом монастыре.
– Если в первой обители безобразничало только начальство, то во втором монастыре творился сущий кошмар! Настоятелю было глубоко наплевать, чем занимается братия. Иногда он от нечего делать устраивал скандал, но в основном там никто ничего не делал, всю работу выполняли крестьяне, а монахи чаще всего платили им отпущением грехов. Хоть я и не любил их, но тот, первый монастырь, был всё-таки моим домом, и настоятель его, преподобный Амвросий, хорошо ко мне относился, но почему то очень легко расстался со мной. Сказал, что в обители святого Фомы нужен врач и преподобный Джозеф часто хворает, поэтому он слезно просит отпустить меня с ним. Он действительно серьёзно хворал, в основном от обжорства и распутства, а братия его страдала от психических болезней. Джозеф готов был на любую крестьянку залезть, а монахи и того хуже.
Амадеус прервал воспоминания и задумался.
– Ты жалеешь, что покинул первый монастырь? – спросила суккуб.
– Иногда что-то скребёт внутри, небольшая обида или сожаление, или всё вместе в равных пропорциях… Несмотря ни на что я уважал Амвросия, он был больше светский человек, умный циник, но слишком уж любил свои слабости. Он немного напоминал моего старого учителя, а позже и меня самого.
– Не жалей об этом, – сказала Алма. – Я знаю причину, почему настоятель Амвросий так легко расстался с тобой.
Амадеус взглянул ей в лицо, и оно казалось немного грустным.
– Однажды Джозеф прибыл в гости в твою первую обитель. Он привёз с собой девицу, за которую заплатил в доме терпимости приличную сумму. И настоятель Амвросий так соблазнился ею, что стал предлагать Джозефу любые деньги, лишь бы она стала его собственностью. Но старый развратник отказывался продавать девицу, потому что сам нуждался в её услугах. Однако он знал о тебе, о твоём таланте лекаря и предложил Амвросию обмен, так как в хорошем враче он нуждался больше. И Амвросий согласился.
