Сулико - страница 14

Они еще долго бродили по городу, встретили какую-то подругу Нино, которая затащила их в гости и долго рассказывала о всех событиях, которые произошли с ней за полгода со дня их последней встречи. Илья ничего не слышал, ничего не понял, хотя, нужно отдать ей должное, беседа шла на русском, правда, ужасном русском. Нино из вежливости внимала, кивала головой и даже задавала вопросы, судя по их содержанию – тоже из вежливости. Потом подруга, извинившись, перешла на грузинский и стала о чем-то спрашивать Нино, явно поглядывая в его сторону. Нино, опустив голову, что-то негромко отвечала. Было видно, что разговор не был ей приятен или был просто нежелателен. Вот тут Илья действительно пожалел, что не знает языка, и твердо решил, что пора: приедет в Москву и будет искать курсы грузинского. А практики будет достаточно!

– Представляешь, в мире всего четырнадцать алфавитов, и один из них – грузинский! – как-то с гордостью сказала девушка.

– Все это только подтверждает, что грузинский язык нужно изучать, – ответил Илья и опять потянулся к девушке, как к магниту. – А мне-то без него теперь вообще никак нельзя…

Нино чуть отстранилась, она не собиралась закрывать эту тему:

– Тебе как начинающему нужно купить «Тбилисскую азбуку» Александра Флоренского. Это такой путеводитель по городу, а попутно и учебник. По нему можно постепенно запомнить грузинский алфавит. Каждой букве соответствует картинка – это или район города, например Авлабар, или исторический памятник, например Нарикала, или просто самые обычные вещи – такси, вино. Одна моя знакомая девушка купила такую азбуку для своего маленького племянника – очень интересная книжечка, как раз для тебя.

– Ты просто чудо! – проникновенно и с нежностью произнес юноша. – Как я вообще жил без тебя?

Илья уже решил, что еще раз сам наведается в Боржоми – ну что ему теперь тут делать без любимой? Заняться в конце концов работой? Но он уже выяснил, что чемпионат по шахматам перенесли на месяц. Так что успеет что-нибудь написать, обманывал он сам себя. Или нужно уезжать домой, в Москву. Он вспомнил, что давно не звонил родителям. От Вики тоже звонков уже не было. «Все-таки она умница, – подумал Илья. – Понимает, что если что-нибудь произошло и я к ней охладел, звони, не звони – ничего не изменится». Он неожиданно для себя загрустил: «Ну почему я так устроен, что не могу любить двух женщин сразу? У некоторых ведь это очень здорово получается: так и идут по жизни с двумя, а то и с тремя женщинами одновременно… Моногамия – это ведь свойственно женщинам. Почему я то не могу любить двоих?» И почти сразу понял, что задает себе вопросы риторические, то есть такие, на которые уже есть однозначный ответ. Он понимал, что не может и не хочет любить никого, кроме Нино.

Вернулись домой очень поздно. Иосиф немного укоризненно посмотрел на Илью, но ничего не сказал. Молодой человек понял тревогу дяди Оси, обнял его с улыбкой, сказал на ухо:

– Все нормально, не волнуйся. Извини, что задержались.

Илья долго не мог уснуть. Он был взволнован. Тревожили мысли о Вике. Он только пару раз ответил на ее звонки, сам ни разу ей не позвонил. Он понимал: она рассчитывает на него в плане будущего, хочет выйти за него замуж, родить от него детей. Они всегда вели себя разумно, делали все, чтобы Вика не забеременела. Но это была скорее его инициатива, она, конечно, не очень хотела быть осторожной, понимая, что беременную-то он ее не бросит и обязательно женится. Но такая нехитрая женская уловка была для нее унизительна. Она хотела Илью без всяких «отягчающих обстоятельств», просто чтобы он в один прекрасный день явился к ней с цветами и, счастливый, произнес: «Выходи за меня замуж. Я люблю тебя». Но ничего не происходило, все затянулось в этой неопределенности… И вот он застрял в этой Грузии. «Что там, медом ему намазано?» – подсознательно подозревая что-то недоброе, думала про себя девушка. Обещал ведь пригласить ее, но молчит. Может быть, что-то случилось? Ей хотелось верить, что это «что-то» не помешает их отношениям. Вика знала Илью: он не падок на женщин, на каждую юбку и красивые ножки не оглядывается. Но женское чутье подсказывало ей, что в нем огромный неизрасходованный мужской потенциал, но на нее он почему-то не распространяется. Он с ней все-таки как-то сдержан, осторожен. Не всегда, конечно: иногда его страсть и раскрепощенность в любви поражали ее. «Да, наверное, такого не может быть: я – огонь, и чтобы он тоже был таким – так не бывает, – оправдывала ситуацию Вика. – Наверное, кто-то один должен сдерживаться и сдерживать огонь любви, иначе сгоришь. Вот он и сдерживает…» Вике так хотелось верить в эти объективные вполне объяснимые причины.