– Я хочу есть! – воскликнул вдруг Джорди. Юноша укоризненно взглянул на него, но вспомнил, что сам не брал в рот ни кусочка с тех пор, как они останавливались в Стивенидже. Хозяин обернулся.
– Если желаете перекусить – я буду ждать внизу, – и стал спускаться по лестнице. Уинфред положил свою куртку на кровать, затем спрятал туда сумку, вынув из нее все ценное.
Конверт с деньгами и картой без труда поместился в кармане широкополых штанов. Юноша вынул из него несколько пенни и зажал в кулаке. На двери комнатки висел замок, ключ
от которого хозяин вручил Уинфреду с условием, что тот обязуется отдать его после двух часов пополудни, когда братьям настанет время покинуть постоялый двор. Хотя куда
они отправятся потом, когда станут известны подробности происшествия, юноша не имел ни малейшего понятия. Спустившись, братья сели за столик, и Уинфред попросил хозяина
принести две порции похлебки, свежего хлеба и молока. После долгого путешествия на поезде горячая еда оказалась весьма кстати. Расправившись со своей порцией, Джорди
хотел было попросить еще, но брат погрозил ему пальцем.
– Неизвестно, как надолго нам придется задержаться здесь. Надо разумно расходовать те средства, что оставил почтенный Квинтин.
Мальчишка понимающе кивнул. Расплатившись и поблагодарив хозяина за угощение, братья поднялись наверх и скрылись в своей комнате.
Уинфред проснулся рано утром. Перед глазами все еще стояла картина из приснившегося кошмара, в котором ему довелось побывать сторонним наблюдателем. Меллони в этом сне
была заперта в тесном узком помещении. Сумрачные тени метались из стороны в сторону, всюду сверкали ядовито-зеленые огоньки. Были слышны шепот и невнятное бормотание
незнакомых голосов. Уинфред потянулся к девушке, попытался взять ее за руку, но та лишь отмахивалась, и на лице у нее был написан неподдельный ужас. Затем темная
комната начала отдаляться. Шепот стих, и юноша проснулся, сжимая вспотевшими ладонями мятую суконную простыню. Испарения густого утреннего тумана проникали в комнату
сквозь слегка приоткрытое оконце. Юноша закрыл окно, накинул свое одеяло на мерзнувшего во сне брата. Затем он взял куртку и дорожную сумку, бесшумно приоткрыл дверь
и вышел. За столами внизу сидели двое мастеровых в фартуках, пили джин, поминутно зевая, и на чем свет стоит ругали какого-то Джеймса. Хозяина не было видно.
Уинфред оказался на улице. Вечернее безмолвие здесь сменилось шумной утренней суетой. Грохотали повозки, раздавались удары молота из кузни. Туман был таким густым, что,
стоя на крыльце, юноша не видел другого конца улицы. Осторожно ступая по слякотной влажной дороге, он направился вниз по улице, руководствуясь картой. Знак молотка, нарисованный на ней, оправдал себя: через несколько ярдов и вправду появилась кузня. Грохот молота заглушали скрип телеги и крики старьевщика «Ненужные вещи! Собираю ненужные вещи!»
Спешащие по своим многочисленным делам люди выглядели даже проще тех, кого Уинфред видел в провинциальных Стивенидже и Хатфилде. Эти люди вовсе не казались беззаботными баловнями судьбы. Суровые реалии города гармонировали со строгостью и утонченностью нравов. Каждый точно знал свое место в этом мирке: и смуглый от копоти сборщик золы, и
разгоряченный от жара кузнец, и шустрый мальчишка, тащивший инструменты отца-медника, который, в свою очередь, нес на плече увесистую наковальню. Уинфред видел перед собой
