Суп без фрикаделек - страница 14
В холле мы проторчали до сентября. Остальные три койки заняли: Катя, невыносимо правильная русская красавица; Юля из Краснодара, кормившая нас вареньем из лепестков роз; и Аня Сорока, фееричная еврейка. В кожаном плаще, который ей был вели́к, она рассекала на велосипеде, отчего у неё всегда были воспалённые глаза: выхлопные газы автомобилей душат велосипедистов.
Мы дождались сентября и получили в наследство от дипломников ободранную комнату с надписями на стенах, которые мы так и не расшифровали. С белой тряпкой вместо шторы. С мелким паркетом, от которого постоянно отламывались дощечки. Из щелей паркета лезла спрессованная пыль. Мы сделали влажную уборку, притащили с помойки стеклянный шар и пористый цилиндр загадочного назначения.
И так украсив комнату, мы стали в ней жить. И прожили два года, поссорившись только один раз – из-за того, что я пропустила свою очередь чистить ковёр. Этот ковёр я купила в комиссионке, он был советский и скучный, зато прикрывал наш страшный паркет и позволял пить вино с гостями, сидя прямо на полу.
Валя училась на графдизайне, а я – на книжной графике.
Через полтора года я стала прогуливать занятия, просиживая сутками у Миши Орлова, нищего поэта, здорово закладывающего за воротник.
В конце второго курса меня отчислили. Я вышла замуж за Мишу и тоже стала здорово закладывать.
У Вали после меня было несколько соседок, все они держались не больше полугода, а потом выходили замуж и уезжали жить в какие-то другие места. Про нашу комнату уже ходили байки, что стоит только пожить с Валей месяц-другой – личная жизнь непременно наладится и можно будет подбирать свадебное платье.
Только у Вали у самой ничего подобного не происходило. А с нашими бывшими гостями она постепенно перестала здороваться. Если ее в этом уличали, она говорила, что без очков и ничего не видит, никого не узнает.
Валя просто ходила в Муху учиться.
Валя ходила учиться, а я лежала у Миши, рыдая над газетой «Работа»: без образования и опыта я годилась только в курьеры или мойщицы посуды. Какое-то время я поработала няней у Мишиных друзей. Потом торговала книжками в «Буквоеде». Потом поступила в институт печати и стала учиться на редактора.
За все эти годы мы считанные разы встретились с Валей тет-а-тет. В общагу мне заходить было грустно. Было грустно видеть, как новые соседки вместо белой тряпки повесили домашнюю штору, а письмена на стенах замазали извёсткой.
Виделись мы в основном у Варвары с Алиной. По праздникам. С этими девицами нас познакомила Аня Сорока ещё в холле. Собрав всё население холла, она объявила:
– Сегодня к нам в гости придут две девочки. Они очень голодные, давайте накормим их бутербродами.
Мы сделали бутербродов и стали ждать голодных девочек. Были очень удивлены, потому что пришли девочка и мальчик. И только к концу вечера я поняла, что мальчик – не мальчик, а самая настоящая девочка. Варвара. Такие вот бывают семьи, из двух девочек, одна из которых здорово смахивает на парнишку.
Два года мы бегали друг к другу в гости, вместе ездили в Москву и нажили множество общих знакомых. Только вот Валька не ездила в Москву, а прилежно училась.
На чей-нибудь день рождения мы собирались вчетвером, Варвара солила свою фирменную селёдку, мы резали салаты и в волнении рассаживались вокруг шаткого стола. Квартира эта была Алинина. Царил там невероятный срач. Во-первых, все интерьеры, покрытия и мебель остались с тех самых времён, когда ещё были живы Алинины родители. Даже папины костюмы висели на вешалках. Во-вторых, всё было забито разнообразным хламом, вещами, которые уже давно не могли служить людям: банка засахарившегося мёда, рваные ботинки, сломанные часы… Стены на кухне покрывали слои жира, из окон торчала позапрошлогодняя вата, в углу в кастрюле