Суп без фрикаделек - страница 7

– Слушай, пап, – начала я скороговоркой, – в общем, мама просила тебе вернуть эти деньги. Спасибо тебе, и извини, в общем, вот… Пойду я…

– Подожди-подожди-подожди… – замотал папа головой. «Подожди» он произносил с мягкой «ж»: «подож'и». – Ну-ка проходи.

Я послушно разулась, прошла и села в кресло. Папиной жены не было дома.

– Это что ещё такое? – спросил папа и неловко рассмеялся.

Я пересказала то, что услышала в этот раз от мамы. Когда дошло до реплики тёти Тамары, я посмотрела на папу строго: в конце концов, если это правда, то хорошо бы услышать и объяснения.

У папы с лица не сходила растерянная улыбка.

– Какая ещё тётя Тамара? – Брови его поползли вверх. – Откуда она это взяла? Кому она это сказала?

– Ну какая-какая? Обыкновенная тётя Тамара, с огорода, – сказала я и начала раздражаться.

– Ерунда какая-то.

Папа снял очки и принялся протирать их клетчатым платком.

– Всё, пап, я пойду! – вскочила я с кресла.

Никогда мне не узнать никакой правды. От папиной неловкости и мне было неловко. Очень хотелось остаться одной и попытаться не думать обо всём случившемся.

– Подожди-подожди… – запротестовал папа и ухватил меня за локоть. – Ты что? Ты поверила? Ты сердишься? Не отпущу, пока не скажешь, что не сердишься. – И он уверенно сжал мою руку.

На мгновение мне стало страшно. А что если папа меня действительно не выпустит? Папа очень сильный. А что если он маньяк-убийца и это и есть тайна, которую они с мамой зачем-то хранят сообща все эти годы?

– Папа, пусти! – крикнула я и задёргала рукой.

– Не пущу! – сказал папа и продолжал неловко смеяться.

Выглядело всё это очень некрасиво.

– Я не сержусь, – наконец сказала я. – Всё нормально.

– Точно?

– Ага. Давай, мы ещё с Полей к тебе приедем в воскресенье…

– Ну ладно, – сказал папа и выпустил мою руку.

Через минуту я уже шла к остановке. И я действительно не сердилась.

На будущий год я опять набрала баллы только на платное обучение. И мама меня уговорила – я осталась учиться в Питере. Красную коробочку со стопками я почему-то хранила и взяла с собой. Иногда в общаге я разливала в них вино для гостей и говорила: «А вы знаете, сколько стоят эти стопки? Двадцать тысяч!» «Да ладно!» – удивлялись гости, и я рассказывала связанную с этими стопками постыдную историю. Мне казалось, что, если буду её рассказывать, она перестанет быть постыдной.

Но я ошиблась.

Потом мне казалось, что стопки – хранилище моего стыда и от них надо избавиться. Нет, я не выбросила их, они со временем сами разбились одна за другой.

Но что толку – я до сих пор помню их и рисунок на коробке.

Ещё я мечтала, что вот пройдёт много лет, окончу я Муху, стану известным иллюстратором, буду получать огромные гонорары. А мама ведь когда-нибудь выйдет на пенсию, и вот тут-то я и пришлю ей двадцать тысяч рублей. И ещё много, много тысяч рублей! И мне наконец перестанет быть стыдно.

Но и тут я ошиблась.

Прошло много лет, мама вышла на пенсию. Известным иллюстратором я не стала, зато работаю на трёх работах и действительно высылаю маме деньги. Я выслала уже гораздо больше двадцати тысяч, но оказалось, это ничего не меняет. И думаю, дело не в инфляции.

Вот говорят, что совпадения не случайны. Но случайность случайности рознь.

Если я выхожу в Томске на улицу Ленина и вдруг встречаю своего соседа или бывшего одноклассника – тут ничего удивительного нет. Потому что все в Томске ходят по улице Ленина, город-то маленький. Странно было бы, если бы я прошла всю улицу и никого из знакомых не встретила. Вот тогда бы я забеспокоилась. Может, в городе грипп свирепствует, а я тут прогуливаюсь как ни в чём не бывало?