Желвак меж тем, покидая базар, стянул с себя свитер, закатал до колен штаны, и не торопясь отправился к дому, не переставая внимательно наблюдать за людьми вокруг.
Он шёл дворами и закоулками, даже когда большими проезжими улицами было прямей прямого, хотя дальше запутывать следы уже смысла не было, да и запутывание это… не с собаками же его будут искать. Может быть, их и вообще не искал никто вовсе, а так, для протокола. Но так рассуждать было нельзя. Помнить о том, что дерьмо рано или поздно случается – не гарантия того, что оно не случится вовсе, но только когда это произойдёт… как там дальше? В любом случае дело тут не в словах Коготовского, и Желвак сам прекрасно понимает, что лучше ему находиться на улице как можно меньше времени: вылез из своей норы, сделал дело и уполз от греха обратно. Да и пожалуйста: особого желания видеть весь этот паскудный мир, а ещё больше – его обитателей, у него нет никакого.
Меж тем он нырнул под арку, которая рано или поздно должна будет свалиться на чью-то голову, учитывая всё состояние двух домов, которые она связывала, и, оказавшись внутри замкнутого двора, напоминающего тюремный, (только тюремный должен был быть в значительно лучшем состоянии), повернул налево, как вдруг позади…
– Молодой человек!
Желвак застыл, но лишь на какое-то мгновение, со стороны, наверное, этого можно было и не заметить, и продолжил путь, стараясь шагать как можно спокойнее, не смотря на участившиеся в несколько раз удары сердца.
– Постойте! – Тот, кто его окликнул (больше поблизости молодых людей не было), ускорил шаг, почти побежал, звук его мягких шагов быстро приблизился, и Желвак резко развернулся, готовясь принять атаку, хотя и был уверен, что никакой это не «мент», не «спецназовец», не «фсбшник» – не мог его кто-то из этих догонять в одиночку, а тем более окликивать перед этим. Да и в оклике этом не было ничего угрожающего, скорее, волнение даже. Всё это Желвак не воспринял в голове как некую логическую цепочку, а произошло это автоматически, что ли, как мгновенная вспышка, о которой мозг в следующее мгновение забывает.
Перед ним остановился… священник что ли? Желвак понятия не имеет, как их называют. «Святой отец»? Это, вроде, в американских фильмах. «Батюшка», «поп»? Длинная чёрная одежда, шапка, напоминающая штыковую лопату, крест на груди, борода…
Желвак хмуро и растеряно смотрел на незнакомца, сердце его не успокаивалось. Чё те надо? Он облизнул пересохшие губы, только сейчас обратив внимание, как обожгло адреналином рот, и воровато оглянулся по сторонам.
– Вы уж простите меня, – произнёс поп. На вид ему было не больше тридцати, глаза были синими, ясными и любопытными, но как же порой обманывают глаза… – Не подумайте, что я из тех, кто продаёт книги на улицах, или просто навязывает свою религию, но… вынужден извиниться ещё раз, но чтобы вести разговор, должен уточнить: вы верите в бога? – Последние слова он произнёс как-то скомкано, словно сам их стеснялся. Наверное, осознавал смехотворность вопроса по отношению к человеку такого вида как Желвак.
Желвак снова заозирался. Откуда он взялся, этот призрак в чёрном плаще? Следил за ним что ли? И чего хочет? Верите ли, в бога? Верите в бога… Коготвский, где ты, чёрт возьми? Когда всё нормально, тебя из башки не вытряхнешь, а как ты нужен, так… И слова вроде у тебя простые, да только как самому их сказать? «Я не верю ни в бога, ни в дьявола, ни в то, что земля круглая, ни в то, что она плоская, ни в то, что снег белый, ни в то, что ночь чёрная. Ни в то, что бог есть, ни в то, что его нет, наконец».
