Он пошел обратно. Сергей даже весы не успел поставить, покупатели кинулись к ящикам, едва не опрокинув столик.
– Подождите, подождите, пожалуйста, – просила Лена.
Она отталкивала руки, со всех сторон проникавшие в ящик.
– Я вот только себе, только себе, – приговаривал первый мужчина, загружая помидоры в цветастую сумку.
Другие покупатели старались оттеснить его. Лену оттолкнули в сторону. Сергей, прижимая весы к груди, тщетно пытался протиснуться к ящикам.
– Больше двух кило в одни руки не давайте! Больше двух не давай! – доносилось из очереди.
– Руки убрали! – раздался уверенный женский голос.
Толпа присмирела. Подоспевшая Купчиха оттеснила людей и, отобрав у мужика, цветастую сумку, высыпала помидоры в ящик.
– Студент, весы давай, – скомандовала она. – И ступай! Без тебя справимся.
Он поставил весы на столик и, отступив на два шага, наблюдал за Купчихой. Он чувствовал себя лишним здесь, но не двигался с места. Подспудно хотелось показать этой торгашке, что она не вправе помыкать им, и убедить самого себя, что характером он сильнее ее.
Лена взглянула на него с сожалением. Ей предстояло остаться здесь с этой рыночной бабой, отчего на душе студентки становилось тоскливо. Но еще страшнее было оказаться одной наедине с быдлом, в которое превращались обычные люди, стоило показать им помидоры по семьдесят копеек за килограмм.
Таня быстро настроила весы и наполнила пластиковую миску помидорами. Сергей подмигнул Лене, она коснулась его локтя и шепнула:
– Заглядывай, ладно…
– Это вы мне кладете? – раздался мужской голос. – Что же вы битые мне кладете?!
– Так ты же и побил их! – возразила продавщица.
Сергей отправился обратно. За спиной продолжалась перепалка.
– Я хорошие себе отбирал…
– Ты тут все помидоры перемял! Я тебя вообще в милицию сейчас сдам!
– Гражданин! Ну что вы там?! Очередь задерживаете! Берите или идите себе! – зашумела толпа.
Сергей догнал грузчика у входа на рынок.
– Весело! – воскликнул он, когда тот оглянулся на него. – А вас, значит, дядей Сашей зовут?
– Слышь! Ты не выделывайся! – Тягач со злостью обматерил его. – Не люблю я этого!
Теперь просьбу грузчика сторожить тележку он проигнорировал. Надо тебе – сам и сторожи. Он молча перетаскивал оставшиеся ящики с помидорами на весы. Директор колдовал с противовесами, продавщица с крашеными волосами записывала что-то в тетрадь, а Варвара Антоновна поясняла их действия испуганной Ирине.
Тягач словно не замечал напарника. Сергея охватила досада. Он злился на продавщицу Таню за ее сытый, равнодушный взгляд, злился на грузчика, неизвестно за что взъевшегося на Сергея, злился на мужика в клетчатой рубашке с невеселой физиономией, злился на игривую продавщицу, злился на неуместно опрятного и неожиданно тактичного директора магазина. Злился на себя за то, что терзается, потому что не придумал, как отвертеться от поручения Леонида Павловича, хотя хамье и ворье, окопавшееся в этом магазине, вполне заслужило, чтобы «народный контроль» занялся ими вплотную. Ощущение тайной власти, данной Леонидом Павловичем над судьбами этих людей, странным образом доставляло гадкое удовольствие и повергало в уныние одновременно.
Голова раскалывалась, мучили жажда и голод, но желудок вывернулся бы наизнанку, если бы он попытался хоть что-нибудь проглотить.
После взвешивания перетаскивали помидоры на тележку. Повторилась давешняя сцена.
