Суверенитет духа - страница 44
Еще пример. Две автомастерские стоят в 100 километрах друг от друга. Одна эстонская, другая русская, в Псковской области. В эстонской ремонт дешевле, и если болт не закручивается, то эстонец выкрутит его, смажет и будет аккуратно закручивать обратно. Наша фирма дороже, и аналогичный капризный болт просто забьют молотком… Вот какие эстонцы молодцы, какие цивилизованные! Не повезло нам с народом! Были бы мы как эстонцы, у нас бы сразу настала демократия и повысилось благосостояние!
Или вот еще одна узнаваемая сценка: я купил сборный мангал для шашлыка. Начинаю собирать его на даче и обнаруживаю, что в мешочке вместо четырех гаек и четырех болтов лежат восемь болтов и две гайки. Как это по-русски! Но я представил себе рабочего, который укомплектовывал мангал. Он просто взял горсть каких-то болтов и гаек, запихнул в мешочек, и в голове его пронеслась мыслишка: «Что я их считать что ли буду?».
Вот именно: не царское это дело! Вот если блоху аглицкую подковать, этот рабочий ночами бы не спал, вот если бы звездолет невиданный построить, он бы все винтики собственными руками выточил!
В самом ли деле мы хотим, чтобы эти люди, с их полным отсутствием именно рабской психологии, превратились в «нормальных и цивилизованных» эстонцев и японцев? Проект превращения России в страну лавочников и машиноподобных менеджеров и исполнителей изначально был обречен на неудачу. Тут никто не будет с охотой делать то, что уже делалось, делается и что возможно делать. Тут надо ставить целью сотворить невозможное! Только такая цель соответствует требующей постоянного самовозрастания воле.
А «русский сервис»? Ненавязчивый насколько возможно. Сервис прекрасно удается японцам, китайцам, арабам, всем азиатам. С ним неплохо справляются и дрессированные европейцы. Есть только один народ в мире, органически неспособный к сервису – русские. Потому что «серв» означает «слуга», а мы не способны быть слугами.
Определение России как «страны господ» – это определение в терминах западных, в гегелевских и ницшевских. На самом деле вместе с отрицанием рабства должно отрицаться не только господство, но и сама противоположность обоих понятий. Должна возникнуть новая оппозиция, которая иначе опишет реальность. В прежних терминах описать реальность сущности российского общества невозможно, для Запада она загадочна и страшна.
(Александр Блок)
Вот уж поистине Россию «аршином общим не измерить» (Тютчев). Нет, какие-то феномены, безусловно, и Гегель, и Ницше объясняют. Истины (а их теории – это истины) всегда так. Можно сказать, что человек – «двуногое и бесперое существо», и это будет истина. Можно сказать, что человек «единственный примат, имеющий мочку уха». Это тоже истина, и она верна. Но ни то ни другое не схватывает сути. Что-то очень важное пропускается этими теориями. В таких случаях феноменология предписывает взять сам исключительный феномен за основу и развивать соответствующую теорию из него. Возможно, тогда через российский опыт ученые объяснят не только отечественную историю, но и историю других стран.
Гуманитарное лидерство запада в истории
«Россия отличается от Запада тем, что она более субъективна, человечна, душевна, эмоциональна, идеалистична, романтична… Вот Запад, тот да, рационален, механистичен, научен, прагматичен, насквозь материален. Если надо разум, расчет, науку, технику, машину, то это на Запад, а если песню, душу, человечность, то это в Россию». Это убеждение, которое разделяют и элита и широкие слои общественности в России, вредное по своей сути и по воздействию на умы. Оно было оформлено в конце XIX – начале XX века плеядой русских философов и историков, а именно Хомякова, Аксакова, Соловьева, Ключевского, Бердяева, Франка, Булгакова и других.