Она говорила так решительно, что Наталья не смогла ей возразить, махнула рукой, опустила голову и пошла к своей избе.
– Может, зря ты так, – мягко возразила дочери Анфиса. – Это их семья и их дела.
– Вот именно – семья! Семья! А она между своим дитём и чужим мужиком выбор сделала. Не дочь выбрала, а этого срамника! Это правильно? Я, между прочим, сейчас свою семью защищаю, своего сына! Представь, что будет, когда Тимка про это узнает? Он прибьёт сгоряча Афанасия, и что? В тюрьму сядет? Не стоит этот проходимец того, чтоб жизнь парню губить из-за него. Пусть уж лучше Дарья при нас будет, так всем спокойнее. Я же вижу, что Тимоха голову потерял, каждую ночь вокруг её дома топчется, оберегает. Пусть лучше он спокойно спит тут. И у меня душа на место встанет. Да, мне не нравится эта семья, но я ничего не имею против Дарьи. Хорошая девка, пусть всё у них с Тимохой сладится, коль выбрал он её. Мне этакие трагедии тут не нужны. Мы от одной беды парня увезли, и я совсем не хочу, чтоб он попал в другую.
Анфиса слушала Марусю и невольно думала о том, как та мудра и дальновидна. При всей её горячности, дочь не теряет хладнокровия, мыслит здраво и, главное – правильно. Да и внешне держится спокойно. Вот ведь умеет же! Зато, когда надо, задаст жару! Как она сегодня этого мужика на место поставила! Анфиса улыбнулась, вспоминая его растерянное лицо.
– Молодец Маруся! – подала голос Тюша, внимательно наблюдавшая за всем, что происходит, – Кто-то должен ведь девицу поддержать, коли мать у неё такая непутёвая.
– Ты, конечно, всё правильно говоришь, дочка, – молвила Анфиса, – только не мешало бы и у девки спросить, чего она хочет.
– И то верно! – улыбнулась Маруся. – Что это я за других решать вздумала? Конечно, если Даша захочет вернуться домой, никто возражать не станет. Пойду-ка я, поговорю с ней.
Василий вместе со всеми возвращался с покоса. Тело приятно ныло от усталости, да и мозоли на руках давали о себе знать. Отвык он уже от такой работы. Давно не косил. Рядом с ним на телеге сладко спали Тимофей со Степаном, несмотря на тряскую дорогу. Колёса то подпрыгивали на буераках, то мягко оседали в дорожной пыли. Василия не покидало ощущение, что он вернулся в детство. Оно появилось ещё рано утром, как только начали собираться на покос. Иван спокойно и уверенно отдавал распоряжения ещё сонным работникам, укладывал на телегу обмотанные тряпицами косы, командовал, кому куда садиться. Совсем как тятенька когда-то. Добравшись до места, он так же уверенно указал, где будут начинать косьбу, поставил в свой черёд каждого косаря и первым пошёл по елани*, красиво взмахивая косой. Василий с упоением слушал привычный с детства звук скашиваемой травы, напоминавший тонкий всхлип, и наслаждался пряными ароматами трав. Он шагал следом за братом, и его не отпускало ощущение, что он движется за широкой тятенькиной спиной, как когда-то в детстве. Болью сжимало сердце. Нет уже тятеньки, а жизнь идёт своим чередом. Сменяются рассветы и закаты, так же следуют друг за другом пахоты, жатвы и сенокосы. Ничего не меняется в мире, он таков же, как и годы назад. Те же дожди и снегопады, те же бури и грозы, то же солнце светит на небесах. Вот и травы зреют из года в год, чтоб вновь упасть под лёгким взмахом косаря, источая при этом неповторимый запах. Да, мир всё тот же, только человек в нём – величина непостоянная. Он приходит сюда, чтобы радоваться и страдать, работать и пожинать плоды своего труда, постигать глубинный смысл жизни и в итоге уходить в небытие. Когда-то по этой елани так же уверенно шагал дед Степан, потом отец, теперь вот Иван. А однажды пойдёт по ней Стёпка, расставив друг за другом своих сыновей. И так будет всегда.
