– Вань, – обратился Василий к брату под тихий скрип колёс, – а что сейчас в дедовой малухе?
– Всё то же, что и прежде. Я там работаю иногда, то шорничаю зимой, то плету корзины. По весне вот опять лозы нарезал, туда же и сложил, сгодится.
От этих слов на душе вдруг словно потеплело. Продолжается ремесло деда Степана. Это хорошо. Надо бы обязательно заглянуть в малуху, вроде как к деду в гости сходить.
– Стёпка мой решил, что раз он носит имя деда, то непременно должен дело его продолжать, вот и обучаю его понемногу. Ему нравится. Мы с ним зимой новый короб на сани сплели, хорошо получилось.
Братья помолчали, думая каждый о своём.
– Если вёдро постоит, то за пару-тройку дней высушим сено и сгребём этот покос, – проговорил Иван, погоняя лошадь. – Завтра мы его докосим, а как ободняет**, бабы, начнут сегодняшнюю кошенину разбивать***.
Василий согласно кивнул. Гребь ему всегда нравилась больше, чем косьба. На покос выезжали всей семьёй, работали споро, и при этом как-то весело и задорно, с шутками да прибаутками. Грабли быстро мелькали в ловких руках его сестриц и матушки. Маленькие копёшки***** мигом вырастали то тут, то там. Их сразу подтягивали к центру самой большой елани. Потом тятенька с Иваном трёхрогими деревянными вилами метали сено в зарод****, а Василко принимал и распределял его, стоя наверху, да при этом старательно утаптывал сено, чтоб зарод был плотным. В завершение сёстры деревянными граблями очёсывали стог со всех сторон, чтобы при сильном ветре не раздуло клочья с боков. Но больше всего любил юный Василко принимать привезённое сено на сеновале, когда его с возов отмётывали наверх, а потом непременно пойти ночевать на свежем сене, бросив на него старое одеяло. И чтобы сестрицы рассказывали какие-нибудь страшные истории, и чтобы кровь в жилах стыла при малейшем шорохе. И чтобы дрожать от страха, заслышав странные звуки, но успокаивать себя тем, что это просто старший братец так шутит с ними, и с замиранием сердца прислушиваться, пока тот не выдаст себя весёлым смехом.
– Глянь-ка, соседи куда-то уезжают, – прервал Иван воспоминания брата, когда они уже подъезжали к дому. – Или это они Дарью в дорогу снарядили? Похоже, одна она едет-то.
При этих словах Тимофей подскочил на телеге, сон его как рукой сняло. Тимка спрыгнул и поспешил к Даше, которая у повозки прощалась с Асей.
– Неужели уезжаешь? – спросил он, подходя.
– Отправляют меня в Верхотурье к братьям, – печально ответила Даша. – Матушка решила, что так лучше будет. Но я скоро вернусь! – тут же заверила девица.
– А с чего вдруг отправляют-то?
– Я потом тебе расскажу, – пообещала Ася. – Тут такое было!
В это время в воротах показалась Наталья, позади которой маячил Афанасий. Взгляд его был направлен куда-то поверх их голов. Ася обернулась, пытаясь понять, что он так пристально разглядывает, и увидела тётушку Марусю, открывшую ворота вернувшимся косарям.
– Пришли мне весточку, как доедешь до места, – смущаясь, проговорил Тимка.
– Пришлю обязательно, – заверила его девица, садясь в повозку.
– Кланяйся там всем! – крикнула дочери Наталья, когда возница натянул поводья. – Да за братьями приглядывай!
Дарья кивнула в ответ и с удивлением посмотрела на своего отчима, который, казалось, забыл обо всём на свете, откровенно пялясь на соседский двор. Маруся уже ушла, а тот всё смотрел ей вслед, пока Наталья не окликнула его.
