Максим очнулся от того, что в каюте стояла звенящая тишина. Дизель, судя по всему, не работал. Плеск волн за бортом тоже прекратился. Значит, теплоход причалил. Интересно, куда же привела его твердая рука шкипера? Максим нехотя поднялся с койки, взял ТОЗик, нацепил рюкзак и поднялся на палубу.
Непреодолимое чувство дежавю охватило Максима. Квадратное солнце только что взошло и осветило верхушки деревьев по обоим берегам реки. Здесь русло сильно сужалось. Еще немного вверх по течению – река станет совсем маленькой и мелкой, и понемногу превратится в ручей. Все это казалось новым, еще невиданным, но за лесом, далеко впереди, виднелись верхушки антенн. И эти красно-белые мачты диполей Надененко могли принадлежать только одному сооружению в Зоне: радиоцентру. Незыблемой опорной точке, пространственной аномалии, в которую легко войти, но из которой очень трудно выбраться. Помогут разве что или водка или «особые способности» самого Максима… для кого-то водка может оказаться лучшим вариантом.
Ларс все еще оставался на мостике. Харитон возился с носовым трапом. Ему понадобилось несколько минут, прежде чем металлическая «доска» опустилась на неровный берег.
– У меня мало времени, – заговорщицки шепнул шкипер. – Пока твой друг-норвежец меня не раскусил.
Максим с опаской глянул на мостик.
– Ничего не понимаю, если честно. Что вы с ним не поделили?
– Его прадед провел пять лет в лагере для военнопленных.
– А вы-то здесь при чем?
Харитон еще понизил голос, хотя, казалось, это уже невозможно.
– А я вывозил золото партии в Аргентину из Кристиансанна, где и был этот самый лагерь. Прадед Ларса участвовал в погрузке и, в отличие от остальных, чудом уцелел – о нем забыли в суматохе конца войны. Но мою подводную лодку потопили. И до сих пор не могут найти.
