– Серега! Приезжай! Тут девочки – высший класс!
– Малыш, дело есть… Ты меня слышишь?
– Отлично слышу.
– Ты мог бы поговорить с Джексон? Тут такое дело… Трубка разражается громовым гоготом Малыша:
– Я? С Джексон? Вы что, только через динамики общаетесь?
– Кончай, дело серьезное. Мне нужно кое-что выяс-нить… о Наде. Сможешь завести с Джексон безобидный разговор?
– О какой Наде?
– Ну, помнишь? Мы ходили в «Славянский базар».
– А! Вспомнил! Это та самая… Подвинутая?
Сергей бросает трубку. Телефон зазвонил тут же.
– Послушай, Сережа! Ну что ты, как барышня Достоевского, обижаешься? Шуток, что ли, не понимаешь? Ты мне только объясни. Почему бы тебе самому… Ах, да, дошло… Держишь начальственную дистанцию. Ладно, я подбегу завтра в Моду. При тебе заведу с ней разговор, а ты записывай наш разговор на пленку. – (Смеется.) – Послушай, теперь на полном серьезе. Серега, на кой она тебе… эта Надя? Побыла птаха в клетке – выпусти, впусти следующую. Так на кой она тебе?
– Как на кой? А если бы она в брачную ночь звезданула меня утюгом?!
– Ну не звезданула же! Хотя… Хотя могла и звезда-нуть! Твоим же металлом! Ты металл свой, надеюсь, под койкой спрятал?
– Какого черта из таких заведений…
– Выпускают на волю? Серега, расслабься! Я тебя понял! Будь другом, отпусти! Тут такие ножки… ништяк…
В комнате звуковика Моды был конец рабочего дня. Джексон запирает шкафчик с кассетами, накрывает магнитофон кожаным чехлом, откладывает записи на столе, вопросительно смотрит на Сергея: – Я пойду?
– Подожди секунду, я сейчас…
Сергей выходит в коридор, осматривается. На лестнице пусто. В дверь выглядывает негритянская шевелюра Джексон.
– Тебя к телефону.
Сергей бросается к телефону.
– Да ладно, Малыш, не обиделся… Ну, я же сказал тебе, не обижаюсь. Не сможешь – и не надо. Все! – Сергей бросает трубку, идет к окну.
Джексон снимает с вешалки плащ, берет сумочку, шарф, оборачивается, смотрит на Сергея. Он стоял у окна, спиной к ней. Повисла неловкая пауза.
– Кстати, ты выяснила, кто приходил в Моду… в тот день?.. Ну, я о твоей Наде говорю, – осторожно спросил Сергей.
Джексон присела на стул, начала вспоминать:
– Это бабка приходила… Она Надю разыскивала… Я ведь с ней и с Надей на телеграфе познакомилась, помнишь, я тебе говорила… Забавная такая бабка… в ситцевом платке… Настоящий божий одуванчик. Представляешь, бабка в Моде на Белку напала. Так Белка вытрясла из нее адрес телеграфа… Помчалась на Большую Полянку, наводила справки о Наде… Соперница, как-никак.
Сергей заходил по комнате:
– Я эту историю давно выкинул. И тебе советую.
Снова повисла пауза.
– Я тебе больше не нужна? Тогда я пойду?
Сергей смотрит в окно, одновременно кивая ей.
1970 год
Городской двор пятиэтажки. Беседка… стол доминошников… узорная решетка детского сада… гаражи, вплотную прилегающие к пятиэтажкам… асфальтовая дорожка у дома… подъезды… окна… Окно на третьем этаже…
Детская комната в современной квартире наполнена светом и тишиной. У окна – письменный стол. Над столом висят книжные полки. Среди книг сидит кукла, широко расставленными неживыми глазами смотрит она на спящую на кровати девочку. В комнату заглядывает мать Нади, Вера Васильевна.
– Вставай, дочка, в школу опоздаешь. И мне на работу пора.
Надя поворачивает к ней заспанное лицо. Нехотя встает. Идет в ванную комнату. Мать и дочь собираются на работу и в школу.
По широкой городской улице спешат на работу прохожие. Они заполняют утренние улицы, автобусы, вестибюли метро. Среди них – Вера Васильевна. Она подходила к зданию телеграфа.
