Имея всего лишь 18 (а вовсе не 40, как было указано на бумаге!) тыс. штыков и сабель, Бернадотт 17 апреля 1800 г. принялся за дело, причем, действовал он не только «кнутом», а в основном, «пряником». Генерал ездил по деревням и лично терпеливо уговаривал крестьян добровольно сложить оружие, за которое им заплатят не «мятыми ассигнациями», а «звонкой монетой». Но только к концу года наметились позитивные изменения в настроениях местных крестьян, до этого готовых до последнего мстить за убийство их любимого короля. (Впрочем, у них все короли были любимыми по вышеуказанной причине!).
Интересно, что отправляя мужа во взрывоопасную Вандею (с ее фанатичным и жестоким вождем шуанов Жоржем Кадудалем), мадам Бернадотт взяла с его давно служивших ему адъютантов – слово офицеров – беречь ее супруга «как зеницу око». Жерар и Морен постоянно давали ей письменный отчет, как они денно и нощно охраняют ее благоверного и заодно своего командира. Так рядом с комнатой, где ночевал Бернадотт, постоянно находился один из адъютантов, который всегда бодрствовал; во время поездок вместе с генералом рядом неизменно спал верный Жерар, а на лестницах и под окнами непременно стояли часовые с однозначным приказом стрелять без предупреждения «во все что шевелится»; на прогулках генерала всегда сопровождали 5—6 самых верных людей, одетых в точно такие же мундиры, что и сам объект повышенной охраны – чтобы террористы и бандиты не сразу узнали, кто из них генерал Бернадотт; повышенные меры безопасности были везде одинаковы вплоть до… ванны – все помнили, как Шарлота Кордэ зарезала Марата!
Вскоре отношения между первым консулом и его свояком стали резко портиться: Бернадотт откровенно послал Карно «к екатеринемарковне» (понятно к «какой маме»), заявив, что не ему – боевому генералу – прислушиваться к какому-то там кабинетному «стратегу». «Стратегу», никогда не нюхавшему пороху, не видевшему массовых смертей и не знавшему каково проявлять чудеса героизма, когда неприятелей в разы больше, чем твоих «братьев по оружию», а тебе отдали приказ «всем лечь – врага не пропустить!», ехидно присовокупив к этой сентенции еще кое-что личное – крайне обидное. В конце концов, первый консул убрал с глаз долой Карно. Правда, приближенные «шептуны» так много ему нашептывали о нелояльности строптивого беарнца, в частности, о якобы имевших место связях того с группой армейских офицеров, распространявших в Ренне, столице Бретани, антинаполеоновские памфлеты (Реннский заговор), что Бонапарт, решив подстраховаться, отозвал в Париж и нашего рьяного «правдолюбца» из Наварры.
Бернадотт попытался было получить назначение в Португалию, но туда уже приготовился отбыть муж Полины Бонапарт – генерал Леклерк (давно уже близкий к Наполеону). Тогда он «закинул удочку» по поводу всегда благодатной Италии, но и туда предпочли перевести еще одного родственника первого консула – генерала Мюрата. Затем возник вариант с экспедицией в Сан-Доминго, но именно туда (вместо обещанной Португалии) неожиданно послали Леклерка, где тот вскоре и помер от желтой лихорадки и вся вест-индская затея первого консула «приказала долго жить».
Были и другие крайне опасные для Бернадотта неприятности (донос на его причастность к очередному покушению на первого консула), разрешить которые удалось лишь после вмешательства свояка Жозефа Бонапарта. (
