– Ваш облик и речь выдают странников, верно? – повторил он, едва уловимой интонацией скорее утверждая, чем спрашивая. – Полагаю, вы не родом из этих мест.
Профессор Вейр слегка склонился в почтительном поклоне, сложив ладони у груди в традиционном танском жесте гуншоу.
– Вы правы, почтенный господин Ши. Мое имя Ай-Дэ, – произнес он, выбрав то имя, которое могло быть принято в этой земле. – Я родом из далекой западной страны, где хранятся книги, написанные на звездах. Я – человек, ищущий следы древнего знания.
Ши Лин кивнул, не отводя взгляда.
– Кто идет за знанием, не всегда доходит. Кто слушает – бывает найден3. А ваша спутница?
Эвелин, стоявшая рядом, спокойно шагнула вперед. Ее речь – мягкая, с округлой интонацией столичного диалекта – вызвала на лице Ши Лина тень уважения и легкую улыбку.
– Достопочтенный господин Ши, меня зовут Юйлинь. Я занимаюсь стихами – не только как искусством, но и как дыханием того, что было сказано прежде. Я слушаю слова, которые люди давно перестали слышать.
– Тогда все ясно, – сказал Ши Лин. – Вы прибыли издалека. И принесли с собой не товар, не легенду – но вопрос. А значит, вам стоит задержаться.
Он налил чай в три чаши. Его аромат был легким, дымным, с оттенком хвои и цветущих трав.
– Что вас привело сюда из вашего времени?
Эвелин взглянула на Ши Лина.
– Мы ищем ответ, – просто сказала она. – Почему мир не становится счастливее, несмотря на все старания?
Ши Лин поставил чашу и поднял взгляд к вершинам сосен.
– Тогда расскажите мне о вашем мире. Каким он стал?
Эвелин начала первой:
– Мир стал сложным. Мы создали технологии, которые могут менять саму природу. Но не стали мудрее.
– А власть, – тихо сказал Вейр, – стала не ответственностью, а привилегией. Нам говорят о равенстве, о свободе, но все делается для усиления контроля.
– Мы стали чужими друг другу, – прошептала Эвелин. – И, кажется, даже себе… мы стали чужими…
Ши Лин посмотрел на них внимательно. Долго. И медленно произнес:
– Все, что вы сказали, – как отражение в треснувшем зеркале. Я вижу в нем наш мир – и ваш. Страдание, стремление к власти, страх – все это болезни духа. Но скажите мне… что в вашем веке осталось светлого?
Они не ответили. Молчание стало откровеннее любых слов.
– Тогда, – сказал он, – быть может, вы пришли не за ответами. А за напоминанием. О том, что их все еще можно искать. И найти.
Легкий порыв ветра прошел по сосновым ветвям, и несколько хвойных иголок упали между чашками. Ши Лин слегка опустил голову, будто принимая молчание собеседников как знак уважения.
– Довольно на сегодня, – мягко сказал он. – Вопросов было слишком много, и день подошел к концу. Вас, должно быть, утомила дорога… или путь, гораздо длиннее, чем кажется.
Он встал и жестом пригласил их следовать за ним.
– Позвольте предложить вам теплый ужин и ночлег. Здесь, в павильоне, всегда найдется место для тех, кто приходит не с мечом, а с вопросом. А завтра… – он остановился у поворота галереи и обернулся к ним, – завтра начнется Праздник весны. Праздник мэйхуа. Все поэты и философы соберутся у пруда Нефритовой Луны. Вы должны быть там. Возможно, вы даже услышите голос самого императора.
Эвелин и Вейр с благодарностью кивнули. Они последовали за Ши Лином под сенью деревьев, где уже сгущались сумерки, и свет от бумажных фонарей начинал дрожать в дыхании ветра.
За ужином, когда в воздухе уже стоял мягкий аромат жасминового риса и тушеных грибов, Ши Лин, отпив немного вина, с интересом посмотрел на Эвелин, а затем на Вейра.
