Померкшие в дневном свете кровавые колечки неотступно смотрели на него. Выродок закрыл дверь и приблизился, шурша складками кожаного плаща.
– Ну не начинайте, Папаша, – вздохнул Иттери, вытянув сложенные ноги. – Мы и так из-за вас ограничиваемся, насколько возможно. Не отнимайте последнюю радость.
– Слезь с неё, – выродок потёр лоб. Утончённое небритое лицо помрачнело. Слай послушно поднялся, бросив огорчённый взгляд на острые грудки, торчащие из-под порванного платья. – Выпустите её. Только переоденьте сначала. И… денег дайте.
– Ладно, ладно, не будем трепать уважаемому Оддо нервишки, – Иттери дружественно улыбнулся подгнивающими зубами. – И всё-таки вы совсем не умеете веселиться.
Просторный подземный склад освещался неярким тёплым светом настенных фонарей. У стен и сводчатых столбов были нагромождены ящики, от которых прилично несло. Из боковых помещений время от времени доносилась возня и ругань.
– Этого мало, Хезер, – сказал Джасли Ройге, положив здоровенную руку на бочку, стоящую на другой бочке. Он обладал такой же, как и она, кожей цвета сгнившего яблока. Уголки его губ никогда не опускались до конца, сохраняя постоянный, малоприятный намёк на улыбку.
– Я-то что сделаю? – Коричневая обладала вызывающей внешностью, невысоким голосом и предпочитала открытость в одежде – облегающие двуцветные брюки вполне ей подходили. – Я привожу тех, кто не доставляет проблем. Венвесатте говорит, нам нужны добровольные жертвы.
– Добровольцев не хватит. Нужны все, кто есть.
Хезер вздёрнула зрачки.
– Выродков здесь не так много, как ты думаешь. Тем более, Папаша вряд ли это одобрит.
– Не одобрит. И скоро загнётся, если мы не найдём новых. Я этого не хочу, полагаю, и ты – нет. Мы обязаны ему. Нам нужны все.
Смягчившись, Коричневая покивала и двинулась прочь. Джасли Ройге смотрел ей вслед до тех пор, пока её низенькая фигурка не исчезла в дверном проёме.
– Джасли…
Он обернулся, встретившись с багровыми колечками, мерцающими в глубоко-бурых белках. От выродочьего взгляда его внутренне передёрнуло.
– Папаша… – Джасли нервно усмехнулся.
– Как продвигается работа? – Оддо болезненно сгорбился, отчего Ройге с трудом удавалось глядеть ему в лицо с высоты своих шести с половиной футов.
– Сыростных всё больше. Кажется, нам опять нужна ваша помощь. Или, как я говорил, мы можем…
– Нет, – Оддо опёрся о ящики в приливе слабости. – Даже не думай, Джасли…
Стук в дверь
– Менестрель… вот же ж, – ухмыльнулся Калеб, заросший седыми космами и неопрятной жиденькой бородёнкой, после чего сделал порядочный глоток. Этим вечером он намеревался уйти до темноты.
Дребезжащая мелодия привнесла в угрюмую обстановку «Закрытого кошелька» несвойственный уют.
– Да… – довольно протянул худощавый и глуповатый Фаддак, сидевший напротив. Жил он тоже, кстати, напротив Калеба, в одноэтажной хибарке. – С тех пор, как нас отправили в Дервар, я музыки, кажется, и не слышал. Уже семь лет. Красота… Так послушаешь и забудешь, что снаружи творится.
– О Ворье нельзя забывать. Ввиду недавних нападений, особенно. Страшно спать, Фаддак. Теперь и в собственном доме небезопасно.
Хмельная улыбочка покинула Фаддакову рожу.
– Как же это… Почему они… как думаешь? Почему стали заходить в дома? Они ведь не грабители. Им неважна нажива. Лишь… охота.
– Поди пойми, – Калеб уставился на черноволосого музыканта, примостившегося на стульчике в дальнем углу, справа от стойки. Звуки железной лютни оказывали на него непривычно успокаивающее действие.
