– Откуда в них это? Они ведь простые люди, как мы. Не все из них были убийцами, сюда ссылают и мелких преступников. Взять хоть нас. Мы попались на воровстве. И, думаю, таких большинство. Это место странно сказывается на рассудке… Даже я иногда чувствую. Ни владыки, ни законов – заманчиво… Но чтобы выйти из дома и начать резать всех подряд, слоняясь в ночи… А это ведь только то, что на поверхности. Ты задумывался… что ещё происходит? Что скрыто от глаз, о чём люди и упомянуть боятся. Страх берёт.
– Не все Ночные убивают, вроде как. Допустим, висельники. Они раскапывают могилы под деревьями и вешают гниющие останки на ветвях.
Впалые щёки Фаддака заметно поблекли.
– Безумцы… все они. И ведь у каких-то полудурков хватает смелости разгуливать по темени. Я с неделю назад слышал свист сквозь сон.
Калеб посмотрел на собутыльника с опаской.
– Свист?..
– Да, – Фаддак безразлично пожал плечами. – Какая-то дурацкая песенка… Чёрт, вроде как, даже слова были, – вдруг он улыбнулся. – Кажись, так… «В Дерваре тень… Ночка темна…» Дальше не припомню.
– И не надо, – Калеб резко перешёл на шёпот. – Не произноси это. А лучше забудь совсем.
Фаддак недоверчиво усмехнулся.
– Ты что это?.. Просто детская песня. Чего так пугаться?
– Не просто, – Калеб склонился над столом. – Только Они поют эту песенку.
Фаддак снисходительно вздохнул.
– Кто Они, Калеб?
– Тепьюки.
– Не слышал ни о каких Тепьюках.
Калеб отстранился и припал к кружке, но вкус тёмного эля не смог подавить закравшееся опасение.
– Я многого понаслушался. Дервар издавна служит тюрьмой для заключённых. Здесь крайне сложно дожить до старости, не говоря о том, чтобы родить детей и обосноваться. Но Тепьюкам это удалось. По слухам, их семья живёт в Бескоролевстве уже двести лет…
– Похоже на дешёвую байку, приятель, – Фаддак не переставал улыбаться. Разговор начал его веселить. – Двести лет? Тут за порог лишний раз выйдешь – прикончат. А эти Тепьюки, по-твоему, преспокойно расхаживают по ночам, насвистывают себе, и их всех ещё не перебили подчистую? Смешно слушать. Ночные не щадят никого, их тысячи. Уцелел однажды – считай, удача тебе благоволит. Я вот не надеюсь на то, что помру в своей кровати, к тому же, глубоким старикашкой, ну, как полагается. В такой уж дыре мы живём. И это я ещё, заметь, носа не кажу. Гулять по ночам… Таким лядом в Дерваре и неделю не протянуть. Ночью – Ворьё, днём теперь – эти, как их… Коричневые, чтоб они все пропали. Самый завалящий горожанишка – и тот преступник. Кто-нибудь тебя да прирежет в конце концов. Не сегодня, так завтра. Любой из них может внезапно захотеть обзавестись твоими денежками. От всех убийц не убережёшься.
Калеб опять перевёл затуманенные глаза на барда. Ему стало как-то не по себе. Не от разговора – казалось, беспричинно.
– Ты чего это? – невозмутимо осведомился Фаддак.
– Ночь близится, – Калеб отрывисто глянул в окошко и осушил стакан. – Пойду-ка я.
– Да посиди. Здесь-то нечего бояться. Лускас бдит, – Фаддак бросил незаметный взгляд на кряжистого охранника, стоявшего у двери. Выпивалы «Закрытого кошелька» относились к тому с боязливым недоверием.
– Пойду…
– Ну что ж, – Фаддак прощально приподнял бокал. – Тогда доброй ночки, сосед.
К тому времени, как за окном вконец потемнело, в трактире остались одни завсегдатаи. Бернадетта позволила себе пристроиться за одним из незанятых столиков в сопутствии винного бочонка.
