– Ну если трёхлепестковая вельветка вправду счастье приносит – тогда, конечно.
– У нас ищут белый марис, – рассмеялся проводник. В любом краю, у любого народа обязательно найдётся такое поверье. Про необычный цветок, который счастье приносит.
– Белого мариса не бывает, – возразил Кенир.
– Бывает, только очень редко. А про трёхлепестковую вельветку я вообще не слышал.
– Попадается иногда. Так же как и счастье.
Последнюю фразу Кенир произнёс с беззаботной усмешкой, но в глубине его глаз вспыхнул чёрный огонь тоски. Дар был уверен, что это ему не показалось.
– Почему… – начал он, и замолчал, не договорив. После его вопроса разговор едва ли хорошо закончится. К тому же лицо Кенира снова приняло прежнее благодушное выражение, и напоминать ему о плохом Дар уж никак не желал.
Кенир тоже не желал вспоминать. О том, что его, в отличие от Дара, нигде не ждут. Не ждут настолько давно, что даже нынешнее путешествие – это просто попытка обмануть самого себя. Он не верит – ну или почти не верит – что, открыв двери таинственного Храма на Змеевом Хребте, найдёт то, чего не искал. Ведь для этого должно случиться чудо, а чудес не бывает.
И счастье – это тоже чудо. Со всеми последующими выводами. Хорошо, что Дар не стал ни о чём спрашивать. Какое ему дело? Никакого, верно?
Проводник рассеяно бросал тонкие веточки в костёр. И глаза его улыбались меньше обычного.
– Давай спать, – зевая и потягиваясь, сказал Кенир. – Ночь уже. А за имя всё-таки спасибо.
Задорные искорки вернулись во взгляд Дара.
– Знаешь, я ведь ничего не собирался с твоим именем делать. Я просто… – он виновато улыбнулся, – собрал то, что смог вспомнить утром.
От этого бесхитростного признания стало почему-то легко и хорошо.
– Хорсенские имена часто забывают с непривычки, – утешил Кенир. – Я бы и сам забыл, впервые такое услышав. Но ещё никому не приходило в голову наделить меня новым именем вместо позабытого. Ты первый.
Последний раз с такой искренностью он говорил… Да. Вчера вечером. Во дворе у матушки Шенай.
Положив приготовленные дрова так, чтобы они были под рукой, спутники улеглись возле костра. По тёмному небу плыли тучи. Изредка в рваных дырах между ними сверкали звёзды, и показывалась луна. Дар смотрел в небо и вспоминал свой незаданный вопрос. Почему счастье должно быть редким? Разве вот так лежать у костра и считать звёзды – это не счастье? Разве заседлать коня и отправиться в путь – это не счастье? Конечно, Дар предпочёл бы приезжать в Торен не на могилу матери, а в стены родного дома. И занять место отца в гильдии хотел бы не в пятнадцать лет, а несколько позже. И дорожные вёрсты мерить плечом к плечу не с теми, кто его нанимает, и не с приятелями, которых у него полным-полно, а с другом. Верным, единственным, чтоб навсегда…
Нет его, такого друга. И отца нет, и матери. Даже Найдёныша.
Зато есть лес, горы и реки, солнце и ветер, снег и дождь – разве это не счастье? Почему же ты, Кенир, делаешь его невозможным? Ведь тебе хочется, чтобы оно было. До чёрной тоски в глазах. Но какое же счастье до тебя доберётся, если ты никого близко не подпускаешь! На шажок лишний подойти не даёшь, сразу рычать начинаешь.
Обидели тебя, видать, и крепко. Кто-то… когда-то… Обидели и бросили.
Дар тихонько засмеялся. Он понял, наконец, кого напоминает ему Кенир. И как себя с ним вести, тоже понял.
Кажется, добрые Боги полагают, что у него это неплохо получается.
