– Новенькая? Из какого класса? Где твоя медкарта? – дама в очках на пол-лица смерила меня строгим взглядом. – Родители еще не принесли?
– Я не из класса, – от боли еле разговариваю. Хоть бы дала дух перевести, так нет же, вопросами засыпала.
– А че здесь шастаешь? – дама подбоченилась и уже намеревалась выгнать меня восвояси.
– Я ваш новый социальный педагог, – морщусь от боли и стягиваю с себя пуховик. – Вот же …, – прикусила вовремя язык, так как хотела выругаться. Пуховик разорван на плече по шву. Но мне еще идти в нем домой. Выгляжу, словно меня собаки потаскали.
– Не шутишь? А звать как? – медсестра еще и не верит мне на слово, берет телефон и нагло меня фотографирует.
– Вы что делаете? – я ошалела от такой бесцеремонности. – Я не разрешала.
– А я и не спрашивала, – отмахнулась от меня медсестра, увлеченно переписываясь в телефоне. – Надо же! И правда, соцпедагог! Надежда Ивановна Строганова. А выглядишь как школьница.
– Спасибо за комплимент, – я выдавила кривую усмешку.
– Это не комплимент был, милочка, – наконец-то медсестра решила вспомнить, что она должна мне оказать первую помощь. Ну как помощь, так посмотреть разбитые коленки, покачать головой, предложить спиртовую салфетку. Оценить масштаб сбитых носов у сапог и порванного пуховика и сказать, что она сделала все что в ее силах. И на кой черт меня сюда притащил охранник? Благо урок уже начался, и я могу спокойно дойти по пустым коридорам к своему кабинету.
– Фотку удалите, – я сгребла в охапку свои вещи и направилась на выход.
– Да кому она нужна! – и дама демонстративно потыкала в телефон, показывая мне, что удаляет фотографию.
– И из удаленных, и из сообщения, кому вы ее там отправили, – перечислила я все места, куда могла улететь фотография. Хотя уверена, что получатель этого ужаса уже успел сохранить ее себе на телефон. Так что мой позор на учениках не завершится. Полагаю, я еще услышу кучу шуточек и от коллег.
– Удалила, – женщина скривила недовольную гримасу. – А вообще, послушай моего совета. Позвони Шалаеву-старшему и скажи, что это все его сынок подстроил.
– В смысле? – я аж развернулась от удивления.
– В коромысле, непонятливая ты моя! – женщина выпучила глаза, видимо, передразнивая мой удивленный взгляд. – Ну вот скока пуховичок стоит? Тысяч семь-восемь? А сапожки, смотрю, новые совсем, каблуки еще не стоптанные. Тоже не меньше десятки отдала, – женщина вмиг оценила стоимость моей одежды, отчего у меня челюсть отвалилась и я хватала ртом воздух как рыба, выброшенная на берег. – Он вам, не раздумывая, двадцатку кинет, чтоб пацана не дергать.
– Но постойте! – я даже головой встряхнула и, наверно, выглядела со стороны ужасно глупо. – Но я не видела Тимура Шалаева среди тех, кто бросался снежками.
– Ну и что, что не видели? – медсестра искренне рассмеялась. – Он столько уже натворил, что весь лимит доверия исчерпал. Папашка даже проверять не будет, как раньше по камерам. Вон, Александре Афанасьевне машину у дома гвоздем поцарапали. А она сказала, что Тимурка за то, что она ему пару влепила, и че? – женщина даже жестом показала, как некой Александре Афанасьевне провели гвоздем по машине. – Андрей Сергеевич просто отвалил ей сто тыщ на ремонт, а он обошелся в пятнадцать, – женщина многозначительно подняла брови вверх. – Восемьдесят пять на кармане, – медсестра сопровождала своего похлопыванием своего импровизированного кармана.
