Текст прозвучал достаточно сухо.
Мать была явно обескуражена:
– Как, уйду?! Опять?! Куда уйду?!
– Мне надо. Это очень важно. Я сейчас всего объяснить не могу.
На секунду в гостиной повисла тишина.
Потом мать неуверенными шагами приблизилась к дивану, и рухнула в него. Её трёхдневный стресс прорвался наружу сдавленными рыданиями. Взять себя в руки она, было заметно, пыталась, но без особого успеха. Разобрать её слова сквозь всхлипывания было можно, хотя без привычки не очень просто.
И я был здесь совсем некстати. Постороннему человеку вмешиваться в семейные разборки, по моим представлениям, невежливо.
Лидия Васильевна в мою сторону не смотрела. Зато Рита, пережидая одно из очередных материнских причитаний, сверкнула ледяной голубой молнией в мою сторону. Однако противная девица!
Приличествуя интерьеру и случаю, я учтиво склонил голову в полупоклоне:
– Простите моё невольное участие. Я, пожалуй, побуду пока на улице?
– А Вы кто? Из полиции?
Я возмущённо поднял брови:
– Нет, что Вы! Я частное лицо. Просто… хотел помочь Лидии Васильевне в трудную минуту.
– Частное лицо…
Она никак не могла сосредоточиться на моей второстепенной фигуре.
– И что Вам здесь надо, частное лицо?
– Рита! Не груби. Олег Ильич был очень добр ко мне. Он действительно помог мне в этой ситуации.
Голос Лидии Васильевны в мою защиту был ещё не крепок, но слова стали более разборчивыми. Я ещё раз поклонился, и, не желая присутствовать при этой эмоциональной дискуссии, вышел во двор тем же путём, что и вошёл. Между тем, трогательная сцена встречи двух любящих существ развивалась своим чередом. Уже без моего участия. Вернее, без моего непосредственного присутствия.
Атмосфера в покинутой мной гостиной накалялась всё сильнее.
Из природной деликатности я старался не прислушиваться. И, чтобы отвлечься, решил совершить небольшую экскурсию по имению. Меня тянуло в полумрак зелёного туннеля, образованного какой-то неизвестной мне густой экзотической растительностью. За ним угадывались очертания тенистой беседки. Туда я и направился.
И почти не удивился, обнаружив там ещё одного страждущего по прохладе.
Он сидел, выпрямившись, на широкой белой скамье со спинкой, приподняв плечи, втянув голову, и обхватив пальцами рук край сиденья.
Моё появление было воспринято достаточно напряжённо. Об этом свидетельствовал враждебно настороженный взгляд голубых глаз.
Памятуя о нормах этикета, я немного подождал. Но он и не думал представляться. И вообще отвернул голову в сторону. Тогда я решил, что в полумраке мой возраст не очень заметен. Может, поэтому он не представляется первым? Что ж..!
И я произнёс:
– Жаров. Олег Ильич.
Отчеканив своё имя, я счёл необходимым довести до его сведения и свой нынешний статус отдыхающего из санатория. Своим словам я постарался придать оттенок вежливой приветливости.
Он смешно мотнул завязанным на затылке хвостом чёрных волнистых и вполне чистых волос и проговорил, взглянул на меня искоса:
– Артём Синицкий. Я жду Риту.
Голос низкий с хрипотцой.
– Исчерпывающе! Ну, да, мне без разницы. Я Вам не помешаю, если побуду тут в тени?
Он не ответил, но нервно пожал плечами.
У него была загоревшая до шоколадного цвета кожа местного завсегдатая морских пляжей, полинявшие почти до бесцветности, основательно заношенные шорты. Когда-то синяя, майка «борцовка» подчёркивала крепкий мускулистый торс, хотя «качком» он не был. Он скорее походил на балетного танцора: поджарый, стройный, даже – изящный, но жилистый. Почти полное отсутствие растительности на щеках и груди делало его похожим на подростка. На самом же деле ему, пожалуй, больше двадцати, или двадцати двух.
