Было заметно, что Крячко обиделся на слова друга.
– Почему же это «не по разуму»? Мы что, не будем больше искать этого Павла Лободу?
– Будем, конечно, – ответил Гуров. – Но пока что у нас нет оснований объявлять его в розыск. Нет никаких доказательств того, что он проник в кабинет Полубояринова и убил хозяина кабинета. Мы даже не уверены, что он сможет дать важные для нас свидетельские показания, не говоря уже о показаниях признательных.
– Ну, и как же ты собираешься его искать, если у нас нет ни места его работы, ни имен его друзей и знакомых?
– Придется обратиться к услугам сотовых операторов. Нужно узнать, у какого оператора находился на обслуживании его телефон, и просмотреть перечень звонков за последние пару месяцев. Так мы узнаем и друзей, и знакомых. И раз уж ты с самого начала занялся личностью Павла Лободы, то ты и продолжай эту линию. Надеюсь, что уже сегодня у тебя будут имена людей, к которым мы можем обратиться.
– А ты куда – в банк?
– Да, нужно продолжить беседы с сотрудниками этого финансового учреждения, – кивнул Лев. – Утром я успел поговорить только с секретарем Сорокиным, да и то на бегу. Сам понимаешь, это не допрос. А кроме Сорокина, там и другие люди есть. Хотя бы заместитель Полубояринова господин Толстов. К ним у меня тоже есть вопросы.
На этом оперативники расстались. Крячко вернулся в Главк, чтобы плотно поработать с сотовым оператором Павла Лободы, а Гуров на оперативной машине поехал в банк. Он никого не стал извещать о своем приезде, а сразу поднялся в приемную Полубояринова.
Секретарь Игорь Сорокин сидел на своем месте и что-то набирал на компьютере. Увидев входившего полковника, он вскочил, словно школьник, застигнутый за распитием отцовского портвейна. Вид у него был растерянный.
– А, это вы! – воскликнул он. – А я тут работаю… Составляю отчет… Приказ Никиты Семеновича…
– Я вас ненадолго отвлеку от этого занятия, – проговорил Лев, садясь напротив секретаря. – Ничего?
– Да, конечно, ничего… То есть это, конечно, гораздо важнее… Ведь следствие…
– Значит, вы теперь стали секретарем нового руководителя банка?
– Да, поскольку Петра Петровича не стало… Должен же я где-то работать…
– Но ведь у Толстова, я полагаю, был собственный секретарь?
– Да, у него Милана Тархова секретарь…
– И второй секретарь ему, наверное, не нужен?
– Скорее всего, нет. Так что мне, скорее всего, придется искать новую работу.
– Выходит, от смерти вашего руководителя вы ничего не приобрели, а, наоборот, проиграли, – заключил Гуров.
– Да, проиграл, – согласился Сорокин. – А… что я, собственно, мог приобрести?
– Ну, мало ли что. Не знаете, Полубояринов не упоминал вас в своем завещании?
– Понятия не имею. Вряд ли. В конце концов, я для него просто служащий. Между нами не было каких-то отношений, кроме деловых. Было бы странно, если бы он стал упоминать меня в своем завещании.
– Странно, странно… А мне вот другое странно, Сорокин. Вы, наверное, заметили, что одно из окон в кабинете Петра Петровича было приоткрыто?
– Окно? Нет, не заметил… Я как-то не обратил внимания…
– Разве? Мы с коллегами так оживленно это обсуждали, стоя возле того самого окна. А вы рядом находились – и не заметили.
– Ну… я был настолько потрясен смертью Петра Петровича… Нет, я не заметил открытого окна.
– Это странно еще и потому, Сорокин, – продолжал Гуров, – что это открытое окно заметил даже ваш посетитель, Александр Колокольцев. Ему нечего было делать в кабинете, но он все же туда вошел – и заметил, что там тянет воздухом из открытого окна. А ведь вы были в кабинете дважды – сначала вошли туда, еще не зная о смерти Полубояринова, а затем второй раз, уже вместе с охраной. Вы всегда такой ненаблюдательный?
