С точки зрения обывательской васильковское житье было даже лучше: маленький сытый городок близ Киева. Цены на несколько порядков ниже. Дали жилье – две комнаты в трехкомнатной квартире. Я даже начал копить деньги на машину. Но… мой интеллект оставался абсолютно невостребованным: это как если бы профессор медицины занимался только тем, что делал больным уколы. Вот тогда, «подрядив» еще нескольких преподавателей-евреев, тоже сосланных сюда из других городов из высших военных училищ, начал писать книжки. Но своими соавторами брал, конечно, не только евреев.
Служба в Василькове продлилась двадцать три года. Стал начальником цикла – это как бы начальником кафедры. Мне присвоили звание полковника. Но способности мои оставались невостребованными и то, что мог дать обществу, осталось неиспользованным. Кто от этого выиграл? И почему это произошло?
После демобилизации еще семнадцать лет читал ребятам «Детали машин». Никогда не пользовался никакими конспектами – память была хорошая. Теперь уж совсем ослабела – вот только стихи и запоминаю.
Девяносто шестой год оказался поворотным. Не дожив до семидесяти трех, скончалась Муся – жена. Мучилась недолго: инсульт. И в конце этого же года уехал в Израиль младший сын Саша.
С ребятами особых проблем не испытывал: росли послушными, не хулиганами. Но младшему – Саше – не повезло: врачи «перекормили» стрептомицином, когда был ему годик, и он почти совсем оглох. Когда пошел в школу, всегда сидел на первой парте, но почти ничего, что объяснял учитель, не слышал. Помочь ему ничем не мог: с восьми утра до восьми-девяти вечера был в училище. Суббота тоже была рабочей. Воскресенье – единственный день, когда шли или ехали на рынок, по магазинам. В те годы в Василькове мало что можно было «достать»: приходилось ездить в Киев. Муся с ее образованием тоже не была помощницей. Слуховые аппараты были плохими, да и стеснялся Сашка их носить. Потому и остался недоученным, но руки с малолетства были золотые. Кое-как окончив школу, пошел токарем на завод, и вот тут его звезда засияла: до отъезда в Израиль «не слезал» с Доски Почета: самые сложные заказы отдавали ему.
Почему сын уехал в Израиль? Во-первых, подбивала жена: вся ее родня уже уехала. Ну а потом однажды сказал, что не хочет, чтобы из-за пятого пункта Димка – его сын, мой внук – пострадал так, как пострадал я или наш Вовка. Вовка – мой старший сын, о нем еще расскажу. Что мог ему ответить? Сказать, что антисемитизм уже кончился?
Саша уехал и живет около Иерусалима. Работает токарем-фрезеровщиком. Имеет четырехкомнатную квартиру, хорошую машину, хотя Софка, его жена, бухгалтер, работает уборщицей, а сын Димка оказался лентяем и, видно, неспособным.
Со старшим сыном, Владимиром, судьба сыграла злую шутку. Он хорошо учился, хотя отличником не был. Годы – в смысле учебы – были тяжелыми: тогда еще устраивали не за деньги, а по блату. Я решил: пусть закончит Васильковское училище, получит среднее техническое образование, лейтенантские погоны, послужит, а потом – в академию. Все со мной согласились. После окончания училища сына распределили в летную воинскую часть в тот город, где сейчас мы с вами находимся.
Отлично прослужив три года, попросил направление в академию. Ответили отказом, придумав какую-то совершеннейшую чепуху. Он обращался еще семь раз! Отказы.
Последний раз, когда кадровик пригласил его к себе и положил личное дело на стол, сын вдруг увидел на папке нарисованную синим карандашом огромную букву «Е». Сначала ничего не поняв, Володя уставился на папку, но кадровик, тотчас сообразив, быстренько перевернул ее так, чтобы буква стала не видна.
