Свиток - страница 10

– Посмотри, как все карты ложатся фартово.

Ждут удачи тебя в чужедальном краю.

И король мне подмигивал масти бубновой.

Мне сулил, говорила гадалка, расклад

Карт из виды видавшей потёртой колоды,

Что я буду, как важный чиновник, богат,

И ещё, что вкушу до отвала свободы.

С той поры я немало всего повидал

И в родимом краю, и в краях побогаче.

Я богатство и славу упрямо искал.

Ну а что ещё люди считают удачей?

Я свободою бредил от вся и от всех,

От того, что у нас называется долгом.

И порой мне поблёскивал медью успех,

И безмолвные книги вставали на полку.

И сказал я гадалке:

– Твоя ворожба вся до точки сбылась.

Но зачем мне всё это?

Если выпала людям такая судьба —

Слышать звон серебра, но не слышать поэта.

* * *

Я написал: Прощай!

На мартовском снегу.

И это было правдой.

На влажном от росы,

на пойменном лугу.

И это стало правдой.

Потом на дереве

я написал: Прощай!

И дерева не стало.

Я на воде писал —

попробуй, прочитай!

И вот вода пропала.

На камнях я чертил,

что вечности сродни,

На журавлином клине,

На снах младенческих —

исчезли и они.

И день взошёл пустыней.

Тогда на доме,

где любимая жила,

Прощай! – прожёг я сердцем.

И город выгорел

в мгновение дотла,

И память стала пеплом.

Я проклял слово то —

предвестника беды,

Исчадье зла и ада!

И вдруг: Прощай! —

огнём смело мои следы.

И это будет правдой.

Отгремели салюты,

отплакали очи вдовиц,

Сорок пятый гулял

в тронных залах и сенцах.

Это было в сибирской глуши,

далеко от столиц,

Это вызрело в горнице русского сердца.

Кто позвал? Как случилось?

Никто потом вспомнить не мог.

И откуда взялись брёвна звончатых сосен?

Но сплелись в одночасье

следы уходящих дорог,

И одела убранство, как в августе, осень.

Люди вышли на взгорок

к излучине быстрой реки,

Помолились на все поднебесные дали,

И на голос работы откликнулись дебри тайги,

И безлунные ночи костры освещали.

По-над кряжем кедровым

склонился безногий солдат,

Двоеперстие падало крестообразно.

Он молился три дня.

И на праздник святой аккурат

Стал вытёсывать крест старине сообразно.

За венцами венцы поднимались

в небесный простор,

И притвор, и алтарь, и срединное место.

Купол – досточка к досточке —

крест над тайгой распростёр.

Люди ахнули, глядя: – И вправду, невеста!

Украшали всем миром, несли золоты кружева,

По старинной иконе от каждого дыма.

Освятили её на стозвончатый день Покрова

В честь Победы и Отчины Богохранимой.

Над вратами святого Георгия образ сиял,

В запах ладана ветер вплетался таёжный,

Голос хора старушек к спасению звал

Всех родимых своих на дорогах тревожных.

И пошли в него люди и в радости и в маяте,

И крестились, и близких своих отпевали.

И солдатской звездой

отражался рассвет на кресте,

И на лицах святых растворялись печали.

…Года, годы прошли.

Та деревня стоит в наготе,

Не хотят люди жить там, где тлен и разруха.

В запущении храм.

Лишь вороны сидят на кресте,

Да с иконы Георгия пыль вытирает старуха.

Из Москвы, где холодно и сыро,

Самолёт нас перенёс туда,

Где в Ликии древней тени Мирра

В гавани баюкает вода.

Там над Храмом встали минареты,

Пленника бессонно сторожа,

Там теплом паломников согрета

Божьего угодника душа.

Вниз по металлическим ступеням,

Где прохладой дышит тишина,

Где из-под безликих наслоений

Древние восходят письмена.

Дар священный – выцветшие фрески,

Своды меж сплетения окон,

Что когда-то утопали в блеске

Алтаря и храмовых икон.

Рака, где святого Николая

Мощи как святыню берегли

До поры, когда, оберегая,

В италийский град перенесли.